– Значит, инициативный глупец – это почти что волшебный испытатель времени, в которое предстоит ступить.
– Возможно. Только модель психики такова, что страх перед чувственным телом больше, чем перед цепной реакцией духа. Дух – неосязаем. И не он тяготеет к запретному.
Горбачев какое-то время помолчал, потом сказал:
– Но это все может быть истолковано в двух смыслах.
Прялин не спорил. Ибо знал и другое, что языческое безумие – тоже завлекательная тема. А мирочувствование не всегда вписывается в буржуазный идеализм. Потому как чрезмерные претензии теряют материальную необходимость, когда перестают быть перспективой культуры, не став установкой тех, кто еще жив. А крайняя раздражительность и непереносимое неудовольствие, разные разграничения и дистанции – это как раз и есть сконцентрированные выражения, в которых топнут и стилистическая проблема, и смысловая глубина.
Прялин понимал, что весь этот разговор Горбачев затеял не затем, чтобы что-то для себя уяснить или понять. Нужно было подвести под политическую лояльность события, которые произошли чуть раньше. Ведь не пещерный быт заставил известного писателя надеть маску пошляка. А то варварство в литературе, которое называлось социалистическим реализмом? Он помнит, как в свое время читал знаменитый роман Семена Бабаевского «Белый свет», в котором как раз живописалось то, что происходило на Кубани. И удивлялся не столько наивности автора, сколько нарастающей тенденции растолковать одно и то же место по-разному. Своего рода свадебный вариант похорон. Вроде бы рядом пребывают колдовские силы, которые дарят поразительный эффект: ловко станцевавшего цыгана принимают за ангела, слетевшего за невинной душой. И настойчиво проводя заупокойную прямолинейную – без полутонов – бубнежность, как бы отвергать все, в чем слышалась игривость или еще какое легкочувствие.
Но осуждения лицемерия не последует, потому как чистая ирония – это обман для естественного человека, еще не превратившегося в некое вещество.
Ведь растолкованный апостолами Христос не есть суть, которая была заложена в нем Богом-отцом. Потому и лозунг, что литература – дело всенародное, больше напоминал призыв к антикультурному бунту. Потому любовь – это последний шанс человека быть перед самим собой раскрепощенным.
Но не каждому свойственен христианский закал души и сугубо индивидуальное обаяние. Но есть общая психологическая защита – заболеть одной с народом радостью и не отдаться горести, коли та неожиданно нагрянет. Ведь только Христос был мучеником, который не жалел самого себя.
Есть ощущения, которые нельзя передать словами. Может быть, какой-нибудь нынче удаленный в будущее новый истолкователь религии, впутав себя в прошлую европейскую судьбу, вдруг откроет, что была некая всемирная паутина, в которой погрязали отдельные личности и целые народы, и в ней особо рисовалась российская модель мироустройства, которую затеяли они, барельефно, как братья Знаменские, отчеканенные в одном профиле.
Горбачевы…
Как это звучит в прямом соотношении с историей. Именно ими предложена совершенно иная система категорий. Пусть ее тогда не будут звать перестройкой. Потому как это слово несколько вульгарно звучит на фоне всемирного переустройства общества, которое способно осуществлять только высшее сословие.
Потому у Раисы Максимовны на данном периоде или витке ее политического – и не иного другого – восхождения должна быть особая ориентированность, которая заняла бы твердое место в мире и могла бы при любом раскладе будущего быть оправданной историей.
