– Так кто же всё-таки он такой?
Отвечая, Аникина долго не думала; напротив, озабоченным голосом она разъяснила, что, как бы не захотела, внести в незнакомую личность ясность, к сожалению, никак не получится.
– Честно скажу, я вовсе его не знаю.
– Но Вы же сказали, – произнёс разочарованный полицейский, не понимая, чем же был вызван тот жутковатый страх, на крохотное мгновение охвативший не робкую (в общем-то) душу, – что вроде бы разглядели?..
– Я и не отрицаю, – согласилась старая женщина с ранними утверждениями, – я его увидела; но кто он такой – доподлинно неизвестно.
В критические моменты, когда, казалось бы, преступная дичь уже поймана, но и когда ты неожиданно понимаешь, что гнался по ложному следу, в душе любого оперативника происходит внутреннее опустошение – теряется сыскной интерес, чтобы и дальше продолжить следовать неправильно выбранным направлением. Принимая во внимание острую служебную необходимость, требующую детально изучать внезапно проявляющиеся моменты, Градов снова спросил, но, говоря по совести, без всякого интереса:
– Екатерина Афанасьевна, Вы хоть внешность-то его, злодейскую, помните – описать её сможете?
– Чего же про неё особо распространяться?.. – с явной опаской, но и уверенным говором промолвила старая женщина. – Я отведённый век уже отжила – и бояться мне нечего!
– Не понял? – удивился насторожённый оперативник. – Что Вы хотите сказать?
– Только то… – немного смутившись, но принимая горделивую позу, отвечала Аникина, – говоришь, тебе необходимо описание басурманской наружности?.. Посмотрись в зеркальное отражение и увидишь того убивца, какой нынешней ночью шёл по продольной шоссейной дороге.
– Что Вы «несёте»?! – не выдержал полицейский и непомерной, и неожиданной наглости; он резко подскочил с им занятой табуретки. – Как – именно я! – могу к нему относится?
– То, сынок неуёмный, мне нисколько не ведомо, – съёжившись, а затем отшатнувшись, промолвила сморщенная старуха, – ты спросил, как выглядел кровавый убийца, – вот я честно тебе и ответила. Если то был не ты, то жуткий парень виделся твоей натуральной копией – только вот и всего… Я сказала, что сама уличила собственными глазами.
– Странно? – еле слышно пробурчал озадаченный полицейский, основательно начинавший предполагать, что ничего другого, более дельного, в старушечьей квартире выяснить не получится; он громогласно провозгласил: – Спасибо, добрая очевидица, вы очень нам помогли! Если вспомните что-то ещё – более чем конкретное! – сразу позвоните по моему мобильному номеру, обозначенному на личной визитке, – он достал картонную карточку и протянул ее хозяйке квартиры; в тот момент, когда она её приняла, о чём-то вспомнив, решил уточнить: – А почему – Вы! – видя явное противоправное действие, не позвонили в полицию и не подняли сплошную тревогу?
– Легко тебе, голубок «бойкой», говорить, – дребезжавшим голосом проговорила язвительная старушка, – ты вона какой молодой да не в меру сильный! Я же одинокая старая женщина – разве, думаешь, мне в тот жутковатый момент не сделалось страшно? Тем более что и телефона-то у меня никакого нет – мне давно уже больше чем девяносто лет. До сих пор я прожила́ без новомодных мобильников, поверь, и дальше мне они тоже ни к чему не понадобятся: родных у меня нет, звонить мне особо некому. Если бы ты, случаем, не зашёл, то я бы ни с кем не говорила чуть менее полугода.
