«Как же она покупает продукты питания?» – хотя у Градова определённый интерес и возник, но всё-таки он решил поберечь эффективное рабочее время и немедленно устремился на улицу. Прямо перед подъездом он столкнулся с участковым уполномоченным, как и он, посланным проводить поквартирный обход, подробный опрос. Шаронов Игорь Васильевич, немолодой уже человек, давно уже достиг сорокалетнего возраста. Раньше он работал на должности начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями; однако там у него получилась какая-то неприятная ситуация, и высшее руководство, единственно, чем ему помогло, – сослало дорабатывать до пенсионной выслуги в самое глубокое захолустье. Несмотря на значительный возраст, выглядел он стройно, подтянуто: сказывались постоянные тренинги, за долгую службу ставшие неотъемлемой, едва ли не стойкой привычкой. Говоря о приятном лице, оно представлялось по-мальчишески худощавым и отличалось серыми глазами, огромным орлиным носом, а также густыми усами, как и короткие волосы, значительно поседевшими. Считаясь сотрудником уличной службы, оделся второй сослуживец в форменное обмундирование старшего офицера, дослужившегося до звания майора полиции. Он аккурат заходил, когда младший оперуполномоченный, находившийся в страшном смятении, лётом выбегал от одинокой, ежели не одичалой старухи, вдобавок ещё и до крайности необычной.
– Ты чего несёшься словно бы угорелый? – спросил Шаронов встревоженного коллегу. – Ты случайно не у полоумной старухи сейчас побывал?
– Да, – утвердительно кивнул молодой человек, всё ещё находясь под неосознанным впечатлением; он моментально уловил то «нужное» слово и счёл необходимым просветиться более основательно: – А она что, действительно «не в себе»?
– Уже последние лет эдак двадцать, – усмехнулся опытный, бывалый сотрудник, – у неё давно не осталось ни родных, ни знакомых, ни отличных друзей, ни близких подруг. Живёт она как затворница, из квартирных пределов практически не выходит. Продукты ей раз в неделю приносит работница социальной защиты и побыстрее уходит, чтобы – не дай-то Бог! – не попасть под мнимое подозрение…
Договорить Игорь Васильевич не успел, потому как вмешался крайне озабоченный юноша, обязательно пожелавший выяснить ту поведенческую причину, какая проявилась у престарелой жительницы, давно уже выжившей из ума.
– В смысле, под подозрение?
– В прямом, – старослужащий майор исказился злорадной ухмылкой, – как раз потому-то с ней никто и не хочет общается, что всякого, кто тем или иным способом пересекается совместным путём, она обвиняет в несуществующих, неприятных, а иногда и преступных вещах, прескверных проблемах. В прошлом году – ты тогда ещё не работал – она и меня, когда я пришёл разбирать очередную никчёмную кляузу, заподозрила в позорном хищении накопленных капиталов. Слава Богу, они потом благополучно нашлись в самом «дальнем» углу, заваленные вонючим хламом и засунутые в протухший войлочный валенок; старая «ведьма» основательно их завернула в десяток грязных пакетов. Эх! И неприятностей же я тогда, нешуточных, натерпелся, пока не нашлась та денежная пропажа, якобы мною похищенная! До чего тогда полоумная «дура» додумалась? Она соизволила нажаловаться на меня напрямую районному прокурору – написала уродливое письмо, мол, я её бессовестно обокрал. Ха-ха! А там только того и ждут, как бы соорудить очередное уголовное дело, возбужденное на нерадивого полицейского. Ох, и «потаскали» же меня везде! Пока мой бравый напарник – пусть он будет всегда здоровым! – не отыскал её злосчастные гроши, заявленные как мною украденные. Вот так-то, любезный братец… К чему я веду? Не надо верить всему, о чём тебе говорят, а наоборот, необходимо тысячу раз проверить и сотню перепроверить… так что, говоришь, она там «нарассказала»?
