Манящий рассвет - страница 3

У дяди Коли Воробьёва был интересный родственник. Папа его звал «пан Ситкевич». Звали его Антон Нифонтович. Иногда он сопровождал отца на охоте. По возрасту он был глубоким стариком, но довольно энергичен и мастерски описывал давние охотничьи приключения к большому удовольствию слушателей. Вижу его, как сейчас. Бородатый, всегда в безрукавке, отороченной мехом, и бурых козловых сапожках. Папа в осенний сезон на лодку собирал друзей на охоту. Запомнились его возвращения с таких охот. Время позднее, все домашние уже волнуются. И вот звякает калитка, слышен радостный визг Буяна. Комнаты наполняют волшебные запахи пороха, дичи, крови, костра! Слушаем его рассказы, всегда сопровождавшиеся юмором и шутками. Когда спутники были серьезные, солидные, вроде Антона Нифонтовича, Карпа Александровича, Артурыча, знакомого уже Воробьёва – он десятками привозил уток, гусей. Но был один, тоже фотограф, тучный Михайлов. Азарт, дурь и жадность делали его посмешищем у братьев охотников. Папа рассказывал десятки случаев, где героем был Михайлов. Вот несколько примеров. Передаю их с папиных слов.

«Иду я мимо исторического музея, вдруг из окон Михайлова, на втором этаже соседнего дома, вылетает клуб черного дыма, звенит выбитое стекло. Бросаюсь по лестнице к квартире. Открывает дочерна закопченный хозяин, кровь с уха капает. Второпях объяснил, что перезаряжал патроны. На столе в маленькой комнатке скопилась изрядная куча дымного пороха. Рядом, дурак, пепельницу поставил. За делом перепутал и сунул окурок в порох!..

Приобрел Михайлов первый в Вольске американский подвесной мотор. Собрал знакомых на охоту. Друзья сели впереди с ружьями наизготовку. Дичи пролетной было много. Из-за мыса острова надлетает стая гусей, вскинули ружья, но слышат свирепый приказ: «Не стрелять!» Хозяин сам целит в гусей, руль брошен. Лодка рыскнула резко влево, слышен треск доски, мотор отламывается и тонет на глубине!..

Охота с Михайловым в районе Ревяки. Ушли от лодки далеко, дело к ночи. В сумерках заблудились среди баклуш1. Я указываю направление одно, а Михайлов, естественно, другое. Подошли к одной баклуше, а там лесник нагишом лошадь моет. На вопрос, где Ревяка, лесник указывает направление, куда отец звал Михайлова. Тот взъерепенился, орет: «Врёшь, подлец! Стреляй его, Юрий Иванович!!» Поняв, с кем дело имеет, лесник, как был голый, вскочил на лошадь и в кусты.

Пошел мне четвертый год. Болезнь бабушки обострилась, и моя вольница была ограничена садиком. С первых дней и до последних я садик не любил. Сперва жался по углам, искал тишину. Прятался на кухне у поварихи Зины. Она была нашей соседкой и меня жалела. Когда освоился с обстановкой, играл с ребятами и даже выступал с чтением стихов. Теперь стал страдать от той же поварихи Зины. Подавали одни и те же перловые щи с плавающим толстым слоем красного жира. Меня мутило от одного вида этой тарелки, а строгие тети заставляли съедать! Ну не пытка ли это? Все интересные игрушки стояли, как на выставке. Подходить к ним было не велено. Но даже в тюрьме бывают иногда развлечения. Как-то высадили всю группу на горшки. Вдруг слышим с улицы резкие звуки сирены. Я уже знал, с чем связан этот звук, ринулся к окну с голой попой. За мной, путаясь в снятых штанишках, прилепились и остальные. Слышу крик воспитательницы: «Школа горит!!!» Конечно, столб огня и дыма, треск ломаемых заборов. Ставят красные лестницы, бегают по крышам…