– Резонатор колебаний, – коротко объяснил Костик, – не позволяет вести запись через окно с направленного микрофона. Кабинет у вас в порядке, так что мы можем нормально поговорить. Обмениваться записками несколько утомительно.
– Надо же, – усмехнулся Подгорный, – и вы это заметили.
В кабинет вошла Ирочка, неся поднос с кофе. Молодой человек усердно разглядывал свои ногти, дожидаясь, пока девушка выйдет.
– Итак, Максим Сергеевич, ваше пожелание Петру Михайловичу я передал. Должен сказать, все это не так просто. Официальная версия: я сын одного его старого знакомого, которого вас попросили трудоустроить. Все. На этом моя связь с Фроловым должна оборваться. Никто не должен узнать, какие вопросы мы с вами обсуждаем. Сам я тоже могу встречаться с Петром Михайловичем только тайно, а это не так просто, при том внимании, что его окружает. Тем не менее вчера мы встречались. Скажу вам сразу, Петру Михайловичу не очень приятна ваша позиция. У вас были некоторые договоренности, и он ожидал от вас их выполнения без всяких дополнительных условий.
– Материал, переданный Шлеменко, выходит за рамки всех договоренностей, – перебил его Подгорный.
– И что? – удивился Костик. – Что такого? Вам стало жалко Тукая? Материал подлинный, это не какой-то состряпанный на коленке компромат. Тукай сам себя скомпрометировал, так что он заслуживает того, что получит после публикации.
– А эта сделка? Она никого не компрометирует? Чем таким Фролов может отблагодарить человека, у которого денег куры не клюют?
– Клюют у него куры, поверьте мне, клюют, – иронично отозвался Костик, – каждая по зернышку, а знаете, в итоге мешками кормить надо. Так что денег много не бывает ни для кого. Шлеменко не исключение.
– И сколько же денег ему предложил Фролов? И откуда эти деньги вообще взялись? Ведь сумма должна быть астрономическая.
– Как таковых денег никто ему платить не собирается, – хмыкнул посланник Фролова, – уж тем более из бюджета, если это так вас волнует. У Шлеменко идет затяжная юридическая тяжба с братьями Беловыми по поводу Верхнеачинского металлургического комбината. Когда-то давно они вместе занимались его приватизацией, потом несколько раз меняли юридические лица. Офшоры и все такое, ну, сами понимаете.
Макс кивнул.
– Беловы теперь осели в Израиле, к нам они из-за нескольких уголовных дел невъездные, но дивиденды им капают. Причем, надо сказать, немалые. Шлеменко, говоря простым языком, пытается их из бизнеса выжать. У него есть некоторые юридические зацепки, которые в свое время Беловы проморгали. Раньше мы не могли вмешиваться в этот процесс, так как все бенефициары находились вне нашей юрисдикции. Но после того, как был принят закон о возврате капиталов, их фирмы прошли перерегистрацию, и теперь они подчиняются нашему праву. А наше право полагает, что мы можем немножко поспособствовать господину Шлеменко в его споре.
– И в придачу к одной половине завода отдать ему и вторую, которая ему никак не принадлежит. Широкий жест, однако. – Подгорный возбужденно расхаживал из стороны в сторону.
– Вас же не смутило то, что вы стали владельцем крупнейшего в стране медиахолдинга? Что вас смущает сейчас?
– За этот холдинг я заплатил, – вспыхнул Подгорный.
– Да бросьте вы, – махнул рукой молодой человек, – сделка прошла по цене ниже рыночной, и вы это прекрасно знаете. Да и кредит от банка вы получили на весьма льготных условиях. Не надо строить из себя поборника справедливости. Поздно, Максим Сергеевич.
