Но так или иначе то, что обрушилось на ее мать, наверняка самым ужасным образом отразится и на Елизавете. При этой мысли у Марии больно сжалось сердце.
Шапюи считал, что Анна виновна. Он дал понять, что способствовал ее аресту, и сказал, что надеется довести дело до успешного завершения.
Леди Елизавета почти наверняка потеряет право наследования, и Вы, Ваше Высочество, будете восстановлены в своих правах, хотя теперь Ваше место в очереди на престолонаследие будет уже после тех детей, которых госпожа Сеймур, возможно, родит королю, поскольку сейчас ни у кого не остается сомнений, что он на ней женится.
Для Марии это стало лучшей новостью за последнее время. Мрачные ночные мысли были забыты, и она твердо решила не растрачивать свою жалость на эту порочную женщину, которая столько лет отбрасывала зловещую тень на ее жизнь. Мария ответила Шапюи, что ей хотелось бы, чтобы он способствовал процедуре развода, а не тормозил ее.
Надеюсь, Вы будете продвигать это дело с помощью мастера Кромвеля, а также остальных наших друзей и сумеете избавить моего отца-короля от угрызений совести и обеспечить успех госпоже Сеймур. Меня ни капли не волнует, имеются ли у него законные наследники или нет, так же как не волнуют и все обиды, нанесенные мне или моей матери-королеве, ибо во славу Господа и во имя милосердия я от чистого сердца прощаю всех.
И действительно, единственное, что сейчас волновало Марию, – это как избавиться от Ведьмы.
* * *
Мария невольно задавала себе вопрос, как воспринял эти события отец. Шапюи сообщал, что отец стал затворником и никого не принимает. Однако еще раньше, в тот самый день, когда арестовали Анну, король ясно дал понять, что считает ее способной на убийство. А когда Генри Фицрой пришел пожелать королю доброй ночи, тот обнял его, разрыдался и сказал, что Генри и его сестра Мария должны быть благодарны Господу за то, что Он спас их от этой проклятой и мстительной шлюхи, пытавшейся отравить их обоих.
Уединившись в своей комнате, Мария смаковала каждое слово письма. Теперь она проводила здесь столько времени, сколько хотела, так как хорошо понимала, что придворные боялись хоть чем-то ее оскорбить. Даже леди Брайан, которая только что вернулась с Елизаветой из Гринвича, стала менее откровенной. Похоже, все опасались тяжких последствий, если Мария вернет себе милость короля. Что, скорее всего, было недалеко от истины. Шапюи писал:
Госпожа Сеймур является Вашим истинным другом. Когда король нанес ей визит в доме ее брата сэра Эдварда Сеймура, она сказала его милости, что когда станет королевой, то надеется увидеть Ваше Высочество законной наследницей. А когда его милость заявил, что ей лучше озаботиться продвижением детей, которые у них родятся, она ответила, что действительно думает о них, но также и о душевном спокойствии его величества, поскольку, если он не восстановит по отношению к Вам справедливость, англичане будут недовольны.
У Марии радостно забилось сердце. Узнав, что Ведьму будут судить, она не могла скрыть своего ликования. Ведь теперь светлое будущее становилось все более реальным.
* * *
Елизавета оставалась в счастливом неведении, не подозревая о тучах, нависших над ее совсем еще юной жизнью. Она звонко смеялась, обыграв Марию в кегли, и с радостным визгом убегала от старшей сестры, гонявшейся за ней по саду. Их забавы прервал гонец от Шапюи, который с поклоном вручил Марии письмо. На заостренном личике Елизаветы появилось выражение живого любопытства.
