– Боже правый, дорогой Эжен, воображаю, сколько вы пережили! – Произнесла маркиза Шарлотта.
– Да милая. Вообрази только, этот недоумок собрался здесь жить!
– Вот ещё!
Я не желаю терпеть в доме посторонних! Ты же сам сомневаешься, что это твой погибший братец. Возможно это и впрямь авантюрист, который охотиться за чужими деньгами.
– Да уж, не моя вина, что папаша оставил мне все наследство. Скажу тебе откровенно, это был его самый умный поступок за всю жизнь. Вечно он носился с Морисом, словно младший сын умнее и лучше меня. Знаешь дорогая, скакать как обезьяна по реям на судне много ума не надо. Попробовал бы он управлять поместьем! Ну, в итоге, все вышло так, как и должно быть. Деньги, угодья и деревни принадлежат тому, кто по-настоящему этого достоин. – И спохватившись, что косвенно признает Мориса своим братом, маркиз торопливо заметил, что явившийся накануне мужчина вовсе не похож на погибшего. Ну, если только цветом волос.
Морис отшатнулся от двери, и неимоверным усилием воли сдержал себя от опрометчивого поступка. Да следовало бы ворваться в кабинет и придушить самодовольного месье маркиза. Но вряд ли он успеет это сделать. На крик мадам сбегутся слуги. Эжен поклянётся, что не знает напавшего и менее чем через день-два морской офицер де Ментенон будет болтаться на виселице, или отправится на каторгу. Неужели Господь помог ему сохранить жизнь и свободу, чтобы после таких испытаний потерять её в угоду жадному негодяю? Морис метнулся в спальню. Лицо его пылало, в висках стучало. Боже правый, он мог ожидать чего угодно кроме как предательства от родных и девушки, которую так любил. Как быстро она поверила в его гибель и вышла замуж. Судя по всему, она даже не соблюдала траур. Он любил её всем сердцем, но видимо юная графиня не знала что такое любовь. И брак для неё был всего лишь рутинной обязанностью, вроде посещения воскресной мессы, званого вечера и вышивки по шёлку.
Он быстро накинул свою потрёпанную накидку. Оглядев комнату, он сверкнул глазами, и со всей силы швырнул вазу в портрет брата. Холст треснул, вода стекла с картины, осколки усыпали ковёр. Эта выходка принесла ему слабое и мимолётное утешение, и уже покинув особняк, он криво усмехнулся. Экая глупость! Пожалуй, верно, говорят, что месть такое блюдо, которое подают холодным. Маркиз не знал, как дальше сложится его судьба, но одно он знал точно, он не успокоится, пока не причинит брату такую же боль, которую испытал сам.
Морис спустился к реке. Громкоголосые прачки полоскали белье, и он встал чуть поодаль неотрывно глядя на воду, крепко задумавшись. Женщины переговаривались, хохотали над грубыми шутками, переругивались, сплетничали. И совсем перестали обращать внимания на одиноко стоящую фигуру высокого бедно одетого мужчины. Побросав в корзины белье, прачки согнувшись под тяжёлой ношей, неспешно направились в деревню. Как вдруг косоглазая Мими воскликнула.
– Глядите-ка, шляпа!
– И впрямь шляпа. – Остановилась толстушка Берта. – И накидка.
– Кому это вздумалось купаться в такую дрянную погоду?
– — О, святая Мария! Подружки, а не оставил ли вещи тот парень, что стоял чуть поодаль от мостков?
– Женщины переглянулись. В глазах одних вспыхнуло любопытство, в глазах других промелькнул страх.
– — Да, это точно его шляпа. – Закивала старая Перье. – Я ещё подумала, что вид у него странный, словно помирать собрался.
