Маркус - страница 16



Солнце светит ярко с утра,

И весна, как добрый друг,

Дарит радость всем сполна.


Эля улыбалась, наблюдая за тем, как дети чувствуют музыку и речь всем телом, как их движения становятся всё более уверенными и грациозными.


Когда прозвенел звонок, ребята не спешили расходиться. Они ещё раз повторили свои любимые движения, их смех и радостные возгласы наполнили зал. Они обещали друг другу, что на следующем уроке научатся показывать ещё больше букв и превратят весь алфавит в волшебный танец. Ведь эвритмия – это не просто урок, это волшебный способ увидеть музыку и услышать движение, где каждый жест наполнен особым смыслом и красотой.

Убаюканная и окрылённая, Эля буквально плыла по воздуху, прокручивая в памяти лёгкий танец и предвкушая новую встречу с Марком.

На первом этаже у дверей в столовую она столкнулась с директором школы – Никитой Сергеевичем Жолобовым, которого за глаза иногда величали Хрущевым. Прозвище родилось из-за имени и отчества, однако старожилы вроде Нелли Максимовны любили припомнить псевдо-документальную историю о том, как на одном из августовских педсоветов Никита Сергеевич вдруг стащил с ноги туфель и колошматил им по трибуне, требуя коллег проявить сознательность в некоем вопросе.

Шесть лет назад Эля свято поверила в эту историю, но с течением времени подобное поведение перестало укладываться в её представлениях о директоре Жолобове.

Это был сорокалетний мужчина с военной выправкой и проницательным взглядом. Его крепкая фигура, облачённая в безупречно сидящий деловой костюм, излучала уверенность и силу.

Тёмные, аккуратно уложенные волосы, волевое лицо с резкими чертами и твёрдым подбородком выдавали в нём человека, привыкшего брать ответственность за свои решения. Голубые глаза, казалось, видели собеседника насквозь, а лёгкая улыбка придавала его облику располагающую доброжелательность.

– Элеонора Валерьевна, вы-то мне и нужны, – окликнул её Никита Сергеевич. – Пройдёмте в мой кабинет, есть небольшой разговор.

Кабинет директора школы представлял собой гармоничное пространство с деревянной мебелью ручной работы и тёплыми оттенками, где главенствовали природные материалы и творческий уют. Здесь можно было увидеть книги по педагогике, коллекции минералов, детские поделки и рисунки на стенах, а также небольшой зелёный уголок – всё это в сочетании с мягким естественным освещением и круглым столом для совещаний с вышитыми накидками на стульях рождало атмосферу открытости и вдохновения, полностью соответствующую вальдорфской философии образования.

– Вы знаете, что Инна Витальевна, наш экономист, в скором времени уходит на пенсию.

Эля кивнула, соглашаясь с утвердительными интонациями начальника. О решении коллеги посвятить себя воспитанию внуков она знала.

– Нам потребуется человек на замену. Брать кого-то в штат перед летними каникулами, когда объём работы сократится вдвое, мне представляется лишенным смысла. Я подыщу кандидата ближе к сентябрю, а пока хотел бы предложить её обязанности вам. Разумеется, за дополнительное вознаграждение и только до конца августа. Вы ведь закончили Нархоз, если мне не изменяет память.

Говорил он чётко, с той особой интонацией, которая заставляет прислушиваться к каждому сказанному слову. В его присутствии невольно хотелось подтянуться, стать собраннее и энергичнее – настолько мощной была его харизма руководителя.

– Все верно, Никита Сергеевич, – осторожно молвила Эля. – У меня и впрямь есть диплом БГУ, но я ни дня не работала в сфере экономики и поди растеряла все знания.