– Брр, – передернула плечами Тамара.
– Не наводите панику. – Однако Ильзе крепче сжал карабин.
– Никакой паники. Пиявицы под поверхностью нападают редко.
– Почему? – приободрился Ильзе.
– Не знаю. О них мы вообще знаем очень и очень мало. Как и об остальном.
– Кто мало знает, а кто мало говорит. Это разные вещи. Болтать обо всем…
– Да, конечно. – Разведчик прошел вдоль зала. – Хотя, не исключаю, кроме того пути, которым мы прошли, есть и другие. И в них пиявицы как раз и гнездятся.
– Гнездятся?
– Ну да. Никаноров нашел гнездовье пиявиц в районе Большого Сырта, около полусотни малых особей.
– Что-то я ничего не слышала об этом.
Тамара любила поговорить о пиявках, пауках и прочей фауне, сидя в кают-компании, на базе, но здесь… Конечно, она не суеверная, но с разговорами можно и подождать. Сейчас дел невпроворот – произвести обмеры, хотя бы запечатлеть поверхность, а времени мало.
– А чего кричать-то? Панику сеять. – Ильзе тоже не слышал, но не зря же призывали к предельной осторожности. Вот он и осторожен.
– Лупят их, лупят, а извести не могут, – пробормотал Вано.
– Кого лупят?
– Известно кого – пиявок.
– Ничего, весной проведут массовый отстрел… – утешил Ильзе.
Вано – хороший исполнитель, преданный. Немного порассуждать любит, но немного – можно. Хуже, когда подчиненный молчит. Молчит, молчит, да и вымолчит этакое… хорошо, если в разведчики…
– На вашем счету уже есть пиявка?
– Есть. – Ильзе любовно погладил карабин. – Уложил штучку.
Эту «штучку» приписывали себе по меньшей мере полдюжины стрелков Станции Красной – ее, ту пиявку, прозвали Дракулой, и не без причины… семнадцать пуль оказалось в теле – чья главная, последняя, решающая?
– Будем, товарищи, считать, что мы отдохнули, пора и поработать, – продолжил он и закинул наконец карабин за спину. – Тамара, Вано, подключайте периферию к гирокомпасу, будем снимать подробный план. Вы, э… товарищ, попробуйте пройти в тоннель, разумеется, осторожненько, недалеконько.
– Попробую, как не попробовать. На то мы и разведчики – пробовать.
Тамара посмотрела вслед удалявшемуся разведчику, потом рассерженно тряхнула головой. Своих забот мало, можно подумать. Она подсоединила кабель к жирокомпасу, теперь он связан с вычислителем на краулере, и, что бы ни случилось, данные будут сохранены. Вано носил по залу «жирафу», она помогала – то есть разматывала потихоньку кабель с катушки и закрепляла липучками к полу, чтобы не спутался. Тонкий, но очень прочный кабель. Прошлый век, конечно, но в марсианских пещерах радиоволны вели себя странно – порой более чем странно. Концентраторы массы, магнитных и прочих полей, спорили одни до хрипоты, до пены, другие выявляли вредителей, третьи призывали объединить усилия и объединяли, но приборы, дважды проверенные, трижды модернизированные и четырежды опечатанные, наверху вели себя безупречно, а под поверхностью продолжали врать, причем всегда – по-разному. Поэтому самой точной считалась совсем уже рутинная работа – с помощью рулетки, рейки и теодолита. Это для тех, кто придет вслед. Может, для нас же – после утверждения комплексного плана обследования объекта Ильзе (в том, что именно так назовут этот зал, она не сомневалась). Если, конечно, со следующим отрядом не придет Рейтё. Но и тогда вряд ли, слишком уж расплодилось артефактов Рейтё – площадка Рейтё, водокачка Рейтё, ангар Рейтё… Наверху намекают на личную нескромность, Рейтё оправдывается энтузиазмом и настойчивыми просьбами сотрудников. Вот если бы можно было меняться: Ильзе – водокачку, а Рейтё – зал ожидания. Название выкристаллизовалось, и она произнесла его вслух.
