Пусть все идет как идет, решила она через полчаса, проведя их в размышлениях. Выбралась из кровати, приняла душ, надела любимый халат и пошла на кухню. Ей вдруг захотелось поесть. Все равно что, но поесть.
В холодильнике нашлись сыр, масло, хлеб в вакууме. Серафима приготовила три сэндвича, сварила себе большую порцию какао. Села за стол. И только собралась поесть, как в домофон позвонили.
Почему-то она шла к входной двери на цыпочках. И придирчиво рассматривала женщину, которая нетерпеливо переминалась с ноги на ногу у подъездной двери. Высокая, худощавая, тщательно причесанная, в темной блузке без рукавов и серых джинсах. На вид ей можно было дать как двадцать пять лет, так и на десять лет больше. И она точно не была ей знакома.
– Вы кто? – задала вопрос Серафима.
– Майор полиции Борина. – Дама приложила к камере развернутое удостоверение. – Есть вопросы по аварии, в которую вы попали. Поговорим? Я не задержу вас надолго.
Начинается! Сима закусила нижнюю губу, которая вдруг начала дрожать.
– Входите, – нажала она кнопку на домофоне.
Через четыре минуты майор Борина вошла к ней в прихожую. С чего-то не захотела пройти, глянула на часы и сослалась на занятость.
– У меня буквально несколько вопросов. Это не займет много времени. Сотрудники ДПС с вами уже говорили. Протоколы я читала. У меня к вам разговор скорее не о вас, – порадовала Борина. Достала телефон, открыла чье-то фото. – А вот об этой девушке. Она вам знакома?
Фото было из паспорта Анны Листовой.
– Да. Я ее знаю. Она какое-то время работала в нашей компании. Но недолго. Ей не понравилась сама специфика, и она ушла. Раньше мы все время ездили с ней на этой маршрутке. Она садилась раньше. Не знаю, где именно. Никогда не спрашивала. Потом, когда она уволилась, ездить со мной на этой маршрутке перестала. И в то утро вдруг опять. Спрашиваю: Ань, снова к нам?
– Как, вы сказали, ее зовут?
– Аня… Листова Аня. По отчеству не помню. Это надо в кадрах у нас узнавать. А в чем дело, товарищ майор?
– Ее убили минувшей ночью в больнице. Задушили подушкой, – безо всяких вступлений, не щадя ее нервы, ответила Борина. – Но убили ее как Веру Вострикову. Паспорт при ней был именно на Веру Васильевну Вострикову. И у меня к вам вопрос: вы ничего не перепутали?
Маша так вымоталась за минувший день, что смотреть на ужимки Васи Яшкина просто не могла. Сил не осталось. Она бы с удовольствием надавала пинков этому жеманному пижону, но прав не имела. При исполнении находилась. Да еще до тошноты предупредительный капитан Игнатов на нервы действовал. Увязался за ней в конце дня, наврав, что ему по дороге. А то она не знала, где он живет!
– Я просто не хочу оставлять вас одну, товарищ майор, – сознался он, когда она поймала его на вранье.
Маша покосилась на него и промолчала. Он, конечно, силен и троих матерых преступников махом уложить сможет, но Вася…
Ну какой из него преступник? Парень, по ее мнению, собственной тени боялся. Всячески пытаясь это скрыть под масками вежливости и дружелюбия, он лишь сильнее обнажал свою сущность. Маша, во всяком случае, чувствовала это очень остро. У нее был нюх на всякие скверные проявления душ человеческих, со слов подполковника Галкина. Преступные наклонности, по его мнению, Маша улавливала сразу.
Так вот, что касалось Васи…
Он вряд ли когда-либо в жизни убил даже лягушку, но это не значило, что по трусости и слабости он не смог бы убить человека. Если бы обстоятельства приперли его сильно, он бы мог это сделать.
