– Дядя! А вы там, в станице, скажите, что нас отпустили, а то снова заберут… – просит Мартын.
– Как дать заберут! – рассуждает полицай…
Петруха вдруг озлобился:
– Нам генерал велел, если обижать будете, первому немцу сказать. Будет вам тогда на табачок… –
Полицай задумался: – Оно верно! Меня тоже предупредили, шоб вас не трогать… Немец, однако, порядок любит… Правда, Ганс? – обратился к водителю. Тот промолчал. Обливаясь по>’том, он крутил здоровенную баранку…
Бабка, гремя горшками, возилась у печи. Петро и Мартышка сидели за столом в ожидании ужина. Старуха молча поставила перед ними глиняную миску с вареной кукурузой. Ребята с жадностью начали её грызть, обмакивая замусоленные пальцы в соль.
– Кисляка, може, ещё насыпать? – спросила бабка, присев на лавку… – Шо же это такое делается, а…? – запричитала горестно.
– Можно! – прошамкал набитым ртом Петруха.
– Петруша, – начала бабка осторожно, – Ефрем, шо Вас привёз, каже, что германец самый главный, гармонию трехрядную подарил, бо в Мартыне родственника признал… -
Петруха шмыгнул носом, утёр его подолом рубахи и сказал:
– Ефрема, наверное, повесят… –
– За шо? – ахнула бабка.
– Болтает дюже… Фельдмаршал Клейст нас отпустил и предупредил Ефремку, шоб не обижали, а он от зависти аж лопается -
– А где же гармония? – спросила бабка.
– Мартышка, покажи! – попросил Петруха.
Мартын положил ложку, которой черпал из глиняной миски кислое молоко, сунул руку по локоть за пазуху и вытащил гармошку. Маленькая, изящная, украшенная серебряным окладом, она умещалась на ладони и смотрелась в темной хате, как нечто инородное.
– Тю! – протянула бабка, – Та шо же это за гармония! -
Пацаны засмеялись:
– Это, бабуля, губная гармошка! Вот смотри, – сказал Петруха и взял инструмент, стал в него дуть, издавая нелепые звуки.
– Тю! Одно слово… – бабка презрительно поджала губы и стала вытирать со стола… – Хлопчики! Надо бы вам поосторожней… Там, у речки, вчера опять пальба была. Ефрем каже, тут недалечо, в волчьем распадке партизаны осели. Вы не дюже шляйтеся, ненарок на пулю наскочите. Гляди того, опять какая неприятность не случилась! А штучку эту спрячьте, люди завистливые, невесть что болтают. Вон, – бабка кивнула куда-то в сторону, – Костыриха мне казала, яку гарную гармонию Мартыну генерал подарил и денег дал… –
– Да ну тебя! – сказал Петруха, вылазя из-за стола. – Шо вы все помешались: денег, корову, лошадь… –
– Дак, Петенька, а жить как! Вон из погреба всё выгребли, огород обобрали… –
– Жить, жить! – раздраженно ответил Петька. – Пошли, Мартышка, на чердаке переночуем. – Оставшуюся кукурузу он сунул в карман штанов, перевернул в горсть соль из деревянной солонки…
– Хлопчики! А взвар?… – спросила бабка.
– Потом, утром! – мальчишки вышли во двор. Огромная луна висела над притихшей станицей, гудели только цикады, да слышен был звук далеко летящих самолетов.
На чердаке, подпихивая под себя сено, Петька сказал:
– Дёргать надо, Мартын! К партизанам уходить… Я знаю, где этот волчий распадок… Слышь… –
Но Мартын уже ничего не слышал, сжав в руке гармошку он крепко спал…
…Утром у плетня появились два полицая. Бабка хлопотала у летней печки, подбрасывая кизяки.
– Семёновна! Пацаны где? –
– Спят ещё! – растерянно сказала бабка.
– Буди! – повелительно сказал тот, что помладше. – В комендатуру их требуют… Сам господин Поповский… –
– За шо! – испугалась бабушка. – Их же отпустили. Важный генерал отпустил, подарок дал… –
