Евдокия Петровна посмотрела на доктора, шёпотом, словно боясь нарушить тайну тишины, спросила:
– Как Дмитрий Васильевич?
– Не могу сказать, сударыня. Сие есть лишь вопрос времени.
Графиня глубоко вздохнула, чувствуя внутри нарастающую горечь разочарования. Она не была плохим человеком и сейчас, как свойственно людям добрым, совестливым, раскаивалась в прошлых своих поступках, словах и мыслях по отношению к этому умирающему человеку. Невольно в её мозгу мелькнули образы Васи и Маши, жалость к сиротам опалило сердце и графиня почувствовала, как на глаза её навернулись слёзы. Чтобы скрыть окатившее горе, она вышла из спальни, грудь её раздирали внутренние рыдания. К ней почти бесшумно приблизилась Агриппина – служанка не стыдилась проявлению чувств, тихо сказала:
– Евдокия Петровна, извольте пройти со мной.
Графиня машинально подчинилась, перед глазами всё расплывалось, она даже не слышала звук собственных шагов. Женщины ступили в маленькую комнатёнку, более походившую на каморку: в углу стояла печка, у окна узкая кровать, заваленная белыми подушками, напротив печки – два больших старинных сундука с выточенным резным орнаментом на крышках и на боках, этим сундукам было не менее ста лет и от них веяло неким волшебным духом старины. Агриппина осторожно подвела графиню к сундукам, выделявшихся на фоне убогого убранства комнаты, тихо проговорила:
– Откройте крышки, сударыня, тут всё то приданное для Машеньки, что так тщательно в своё время собирала для дочери Екатерина Ефимовна.
При имени племянницы у Евдокии Петровны вновь выступили слёзы, пальцы её затряслись в глухом рыдании и ей не сразу удалось повернуть замок первого сундука. Агриппина приподняла крышку, графиня заглянула внутрь: в нём аккуратно хранились вещи женского быта, начиная от гребня и заканчивая материей для будущих нарядов. Осторожно она перебирала кружева тонкой работы, атласные ленты, накладные манжеты с золотистыми пуговицами, бусины белого жемчуга, длинные массивные серьги. Во втором сундуке была припрятана утварь, особенной красотой выделялся поднос – медный, овальной формы, с выгравированным рисунком в виде сидящих на ветвях птиц.
Долго ещё оставалась Евдокия Петровна подле сундуков. Она понимала, что жизнь Дмитрия Васильевича – то вопрос времени, а решать судьбу детей, судьбу сего маленького тихого домика следовало сейчас, ибо иные родственники со стороны Корнильевых налетят как вороны, разграбят-заберут всё. что можно, ничего не оставив несчастным сиротам. Повелев Агриппине приготовить чай, графиня села на кровать, при этом не сводя глаз с сундуков – там было всё богатство, всё оставшееся от Екатерины. Нет, решила она наконец, сундуки следует забрать не сегодня, так завтра, а дом этот пусть перейдёт в наследство к Василию, когда тот достигнет совершеннолетия. Так успокоив саму себя и решив вопрос окончательным, Евдокия Петровна облегчённо вздохнула и повернулась к окну, что открывало вид на заросший крыжовником, смородиной и крапивой сад, солнце прорывалось сквозь широкие ветви елей, тонкими стрелами лучей освещало высокую зелёную траву, белые ромашки.
В комнату вошла Агриппина с подносом в руке. Перед графиней она поставила чашку с ароматным чаем, а к нему яблочный пирог и пирог с изюмом. Евдокия Петровна галантным движением взяла чашку, сделала два глотка и замерла, прислушавшись: из соседней комнаты раздался глухой кашель, а затем послышался голос доктора, велевшего больному выпить лекарство.
