– Кто это и почему заместо человеческого обличия святой изображен аки пёс, ежели в христианстве собака есть нечистое животное? Или это еретический подвох?
Женщина отложила в сторону вышивание, плотнее закуталась в шаль, дабы сокрыть живот, в котором был кто-то живой – еще маленький непонятный, но уже существующий, ответила не сразу, но через минуту молчания:
– Когда-то мои предки взяли в покровители святого Христофора, они испрашивали его и он даровал им успешную торговлю. Но после раскола нашей православной церкви эта икона оказалась под запретом. Моя семья не решилась избавиться от нее, но лишь припрятала на время.
Что же касается самого святого, то имя его до Истины было Репрев из племени псеглавцев, отличающихся лишь тем, что лицами были схожи с собаками, хотя,.. – Анна призадумалась, поиграла кольцом на пальце, добавила, – есть и иное предание, а именно: до крещения Репрев был очень красив, но дабы избежать соблазнов, упросил Господа обезобразить его внешность. Святой Христофор почитается как мученик, убиенный язычниками за веру Христова.
Яков слушал рассказ жены, со спокойным, смиренным наслаждением вслушивался в каждую нотку ее голоса, ему было все равно, что она говорила – лишь бы вновь и вновь, раз за разом проникать в ее мягкий таинственно-загадочный духовный мир.
Годы шли, а любовь и привязанность Якова и Анны только крепли, становились сильнее под тяжестью обычных житейских забот и долгих месяцев расставания. У них родилось шестеро детей – пять сыновей и дочь, но самым любимым у Анны был младший – Василий, смышленый, не по годам рассудительный ребенок. Все они пошли обличием в отца, только у старшего на свету играли в волосах русые пятна.
Яков Васильевич постоянно бывал в отъездах – как то заведено в купеческой среде. С собою в путь-дорогу – дальнюю ли, ближнюю ли он брал икону святого Христофора Псеглавца – покровителя путешественников, аккуратно завернутую в ткань и надежно припрятанную в седельную суму, и дела торговые приумножались день ото дня. Однажды, как то заведено в семье Корнильевых, Яков собирался с торговым поездом в Новгород, Анна напутствовала его перед дорогой как любая заботливая жена. Благословив мужа, женщина вышла на высокое крыльцо в окружении детей, помахала на прощание белой тонкой рукой, не почувствовав даже тревожный холодок, кольнувший ее сердце. Воротившись в дом, Анна отчего-то по-новому оглядела просторную комнату с большими окнами, из которых бил солнца свет, играя причудливыми огоньками на дорогой старинной мебели. Всё тихо, всё как всегда. И вдруг взор ее резко устремился на высокий резной стол, на котором стопкой стояли книги, ноги ее подкосились, когда она заметила забытую икону на другом конце стола. Не помня себя, Анна приблизилась к столу, взяла дрожащими руками икону, прошептала в воздух как бы самой себе:
– Святой Христофор… – немного помедлила, добавила, – Яков. Господи, спаси и сохрани.
Она осенила себя крестным знаменем, а слезы выступили на ее красивых карих глазах.
Домой Якова Корнильева привезли едва живого на санях. Его исхудалое тело покоилось под ворохом одеял и шубы, он почти не мог говорить, а из груди доносился лишь хриплый кашель. Прибывший доктор осмотрел больного, выдав вердикт о том, что его легкие заполнены водой, а больше ничего не сказал. На все последующие расспросы заплаканной Анны он только устало пожимал плечами.
