Читать онлайн Татьяна Бронзова - Матильда. Любовь и танец

Июнь тысяча восемьсот семьдесят восьмого года выдался не только жарким, но и засушливым. И вот когда уже всем казалось, что этому пеклу не будет конца, на небо, наконец-то, набежали тучи, перекрыв солнечные лучи. Дождя не было давно, и ему сейчас были рады все вокруг: и природа, и скотина, и люди.

Маленькая девочка, спрыгнув с крыльца, быстро бежала по полю к реке.

– Пролейся, дождик, поскорей! Порадуй землю и людей! – кричала она.

Её легкое батистовое платье развевалось на ветру, и были хорошо видны её белые панталончики, заканчивающиеся у щиколоток кружевными воланами.

– Маля! Немедленно вернись домой! – волновалась мать. – Сейчас может начаться ливень!

Но следом за младшей сестрой уже бежали её сестра Юляша и брат Юзеф.

Все вместе они закружились по полю, глядя в небо:

– Пролейся, дождик, поскорей! Порадуй землю и людей!

Поняв, что звать детей в дом бесполезно, мать тоже спустилась с крыльца и стала смотреть на низкие, тяжелые тучи.

– Ну же! – нетерпеливо сказала она с надеждой, подставив будущим первым каплям свою ладонь. – Ну же, тучка! Давай!

И в то же мгновение, как бы в ответ на её призыв, над лесом ярко сверкнула молния.

– О, Господи! – испуганно вскрикнула Юлия Яновна, невольно прикрыв голову руками, но её голос потонул в страшном грохоте, раздавшемся с небес, а на землю обрушился такой поток воды, что женщина моментально промокла насквозь.

– Дети! Дети! – закричала она, пытаясь разглядеть их сквозь сплошную пелену дождя, а они, подгоняемые ветром, уже сами неслись ей навстречу с вытаращенными от страха глазами.

Запрятались по своим избам крестьяне в деревне, упав на колени перед иконами и неистово крестясь. Слышался визг поросят и кудахтанье кур. Громко лаяли собаки.

Забежав в дом, мать вместе с детьми сразу поднялась наверх.

– Какие же вы мокрые! – причитала горничная Мария, растирая шестилетнюю Матильду полотенцем и осеняя себя крестом при каждом раскате грома. – А всё потому, что маменьку не слушаетесь и бежите сломя голову непонятно куда. Вот попала бы в вас молния, что тогда?

Переодев себя и детей с помощью Марии в сухую одежду, Юлия Яновна поспешила встать на колени перед иконой.

«Спаси и сохрани нас, Господи! – молилась она. – Пощади нас от огня. Мы любим и чтим тебя всем сердцем своим, всею душою и всею мыслию своею! Возлюби и ты нас, Господи!..»

В конце молитвы Юлия поклялась, что пожертвует завтра же на нужды местной сельской церкви десять рублей. И, как только она это произнесла, гром стал отдаляться, а вскоре и совсем смолк. Ветер затих. Небо прояснилось. Солнечные лучи вновь стали пригревать землю. Цветы, трава, кусты и деревья, напоенные влагой, обрели сочные краски. Громко запели птицы.

– Чудо! Неужели Господь услышал меня? – удивилась женщина.

Вместе с детьми она вышла на открытую террасу и глубоко вдохнула насыщенный озоном воздух.

– Обедать будем здесь. Было бы грешно сидеть сейчас в столовой, – произнесла она, радуясь приятной послегрозовой прохладе.

Пока принесли сухие стулья из дома и накрыли на стол, обедать сели вместо часа дня только в два.

– А как ты думаешь, мамочка, папа попал под дождь? – спросила Маля.

– Папа сейчас на репетиции в театре. Если там не снесло крышу, то он точно остался сухим, – рассмеялась Юлия Яновна.

После обеда дети побежали на скотный двор смотреть, как перенесли грозу их любимые корова Дашка и свинья Сонька, а мать, высоко подобрав подол платья, чтобы не намочить его в грязных лужах, прошла на конюшню.

– Федор, ты не забыл, что коляску на станцию для барина надо послать к четырем часам?

– Что вы! Как забыть? – обиделся конюх.

– Выезжай пораньше. Дорогу наверняка размыло, так ты уж побереги лошадь. Не гони.

– Как можно, – снова обиделся конюх.

Вернувшись в дом, Юлия Яновна заглянула на кухню дать последние указания Степаниде по поводу ужина, затем, в ожидании мужа, удобно устроилась в плетеном кресле на крыльце и открыла книгу. Она обожала романы о любви, покупала все новинки, присылающиеся из Парижа, читала их в подлиннике и в настоящее время была увлечена только что появившимся во французской литературе молодым писателем Ги де Мопассаном, смело описывающем чувственное влечение и адюльтер.

«Не забыть бы завтра с утра сходить в сельскую церковь», – подумала она, прежде чем погрузиться в любовные переживания героев.

Юлия Яновна Кшесинская, как и вся семья, была католичкой, и потому в здешнюю церковь не ходила, но теперь просто обязана была отнести туда десять рублей.

Сын и дочки играли с крестьянскими детьми на лугу в мяч. Их звонкий смех и крики не мешали ей читать. Она любила, когда дети веселились, в какой бы степени громкости это ни выражалось. Но время шло, а коляски со станции всё не было. Через открытые двери в дом Юлия слышала, как часы пробили пять. От станции до имения езды было не больше получаса. «Не случилось ли что?» – начала беспокоиться она. В седьмом часу она уже отложила книгу и, стоя на крыльце, в волнении стала смотреть на дорогу. Обычно муж после репетиций всегда приезжал из города трехчасовым поездом. Что же могло его задержать? «Лишь бы он был жив и здоров», – подумала она и перекрестилась. Но вот наконец из-за поворота показалась коляска.

– Папа, папа приехал! – тут же звонко закричала Матильда и побежала что есть мочи через луг навстречу.

Следом за ней поспешили и сестра с братом. Федор остановил коня, и дети ловко запрыгнули в повозку. Юляша с Юзефом заняли сиденье напротив отца, а Маля сразу забралась к нему на колени.

– Принцесса! – радостно воскликнул Феликс Кшесинский, обнимая её одной рукой, а вторую протянув своим старшим. – Как прошел день, мои дорогие?

– Мы тут такое пережили! – наперебой стали рассказывать они ему о прошедшей грозе. – Это был такой ужас! У нас от грома даже дом трясся! И молнии так страшно сверкали совсем близко! А в Петербурге была гроза?

– Была. Только, я её не видел. Мы репетировали на сцене, а там окон нет.

– Но хотя бы слышали?

– О, да! Грохот стоял жуткий.

Юлия Яновна терпеливо ждала на ступеньках крыльца, пока коляска не остановилась около дома. Феликс был старше её на двадцать лет. Если отдельно рассматривать черты его лица, то можно было бы даже признать его некрасивым. Тонкий, но слегка удлиненный нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза, над которыми нависали темные брови, усы, опущенные вниз и прикрывающие верхнюю слишком узкую губу, большой покатый лоб с залысинами. Но удивительным образом, собранные вместе, эти неправильные черты делали его лицо мужественным, благородным и привлекательным. Юлия обожала своего мужа и очень ревновала, когда он задерживался.

– Я послала коляску на станцию к четырем часам, как договаривались, а сейчас уже половина седьмого! – начала она прежде, чем тот коснулся ногой земли, а следом за ним с гомоном выскочили на дорожку и дети.

– Ну, ты же знаешь Петипа! Пока не добьется того, чего хочет, не отпустит. А тут ещё колонна из декорации завалилась прямо на голову Новиковой.

– Какой ужас! – испугалась Юлия. – Она жива?

– Конечно, жива, – весело отвечал Феликс, целуя жену. – Ведь вес этой колонны совершенно ничтожен. Она из папье-маше, а внутри полая. Но Новикова кричала так, как будто на неё свалилась целая глыба мрамора! Вопила, что это проделала Серова, чтобы станцевать в Красном Селе её партию.

– Но разве Марфа способна на такое? – удивилась Юлия.

– Конечно, нет. Вероятнее всего, колонну просто кто-то неудачно задел, но шума было много, – смеясь, продолжал Феликс. – Петипа кричал на своём полурусском языке на рабочих, плохо её закрепивших, Серова рыдала, уверяя всех, что она здесь совершенно ни при чём, а Новикова, держась за голову, орала громче всех, изображая из себя жертву вероломного нападения. Никто и не заметил, как вдруг она вцепилась Марфе в волосы, а той ничего не оставалось, как ответить тем же, – и Феликс изобразил двух дерущихся женщин.