Николай Александрович подцепил на серебряную лопатку пирожок и, вопросительно улыбаясь, с предлагающим кивком, взглянул. Матильда отрицательно покрутила головой и чтобы поддержать компанию взяла из вазы яблоко. Осторожно откусила и задумчиво жевала, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Вздохнув, она отложила яблоко в сторону, салфеткой обтерла пальцы.
– «Наследник престола, принц – и вот так, запросто, ест самые обыкновенные пирожки в нашей обыкновенной столовой… пьет чай из наших неказистых, с оббитым краем, кружек… разве такое возможно?!»
Весь вечер они просидели рядом, чувствуя живое тепло друг друга. Несколько раз сталкивались руками, и этим особенно была взволнована впечатлительная Матильда. Ее оголенное плечо наливалось жаром от соприкосновения с теплом соседствующего рукава (шерстяная ткань, казалось, была заряжена летучим легким электричеством). Ей хотелось, чтобы этот вечер не кончался никогда, – хотелось, чтобы наследник всегда вот так же сидел с ней рядом, и чтобы так же мило и чудно они беседовали.
– «И нечего мне перед собою притворяться, – прекрасно ведь знаю, что с самой первой минуты я в него влюбилась, потеряла голову… Господи, да ведь это и есть любовь с первого взгляда! Ну, почему, почему он такой прекрасный? И никто кроме него мне теперь не нужен. Как будто только его ждала я всегда».
Ей хотелось без конца смотреть в эти голубые глаза, – порой усмехавшиеся, порой равнодушные или вопрошающие и в то же время такие доверчивые, открытые, иногда странно грустные…
– «Когда вот так, мельком, он на меня поглядывает, то, кажется, что все про меня знает. И не только про меня, – про всех, про все на свете! А молчит, потому что не хочет или не может сказать лишнего, потому что это запрещено ему. И улыбка у нег такая нежная, трогательная. Вот именно, – нежная… Он другой, не такой, нездешний. Живет какой-то своей, загадочной жизнью… недоступной мне, недоступной нам, обыкновенным людям. И разве есть на свете кто-нибудь лучше, чем он? И как же это опасно – влюбиться в настоящего принца. Хочется всегда сидеть с ним рядом, смотреть на тонкий профиль, слушать его милый голос…» – она вновь тайком искоса взглянула.
Неудивительно, что все прежние увлечения (которых, следует заметить, немало уже случалось в ее жизни) показались ей сейчас такими далекими, детскими, глупыми, не стоящими внимания. Меж тем не раз уж она влюблялась в воспитанников старших классов, а также в партнеров (и это еще, не считая литературных героев, которых авторы намеренно описывали как благородных красавцев и о которых она часто и подолгу раздумывала перед сном).
Партнеры вызывали в ней невольное волнение, когда своими сильными, почти мужскими, руками с набухшими голубыми венами обнимали ее за талию во время вращений или же аккуратно и твердо ловили после прыжков. Однако ей делалось смешно, когда в обычной, повседневной жизни эти юноши расхаживали как по сцене, развернув носки и гордо выпятив грудь. И выражение лица у них было при этом высокомерное, напыщенно-глуповатое…
И теперь все эти прошлые любови разом обесценились. Прежние идеалы померкли, былые кумиры обрушились со своих гипсовых пьедесталов.
– «Вот что значит принц по рождению. Не тот, фальшивый, с подкрашенными глазами, с крупными каплями пота поверх растаявшего грима, который только и умеет, что старательно изображать балетных королевичей. Оттого и получается смешно, если не сказать, карикатурно. Наследник Николай Александрович и есть настоящий принц. Как подкупающе просто держит себя… и в то же время с каким неподражаемым достоинством». (Профессиональная танцовщица она знала цену телесной грации и уже с первых минут отметила естественность движений и поз молодого наследника, лаконизм жестов – вообще спокойную уверенность поведения).
