Он понимающе кивнул, улыбнулся.
Солнце сквозь пальто приятно грело спину и плечи. Воздух полнился запахами влажной земли, прошлогодних прелых листьев, так и оставшихся лежать на газоне с прошлой осени – с той поры, когда завалил их неожиданно выпавший глубокий снег. Теперь эти слежавшиеся за зиму кучи обнажились и мокро чернели на прошлогодней жухлой траве; над ними с жужжанием проносились первые сонные зелено-золотые мухи.
Все вместе пьянило и будоражило, обещая впереди что-то манящее, прелестное, несбыточное – то, о чем мечтается лишь в молодости и лишь весной…
Брат и сестра рассеянно разглядывали прохожих сквозь садовую решетку, и Николай Александрович вдруг кожей щеки почувствовал настойчивый пристальный взгляд: так порой ощущаешь на лице невесомую щекотку солнечного зайчика еще до того как ослепит он своей нестерпимой яркостью.
Мимо дворцовой ограды проходии две невысокие тоненькие барышни, и обе они, свернув головы, неотрывно глядели на Николая Александровича. Одну он узнал сразу: балетная выпускница Кшесинская, запомнившаяся ему как смесь из спиральных кудрей, цветочных духов, ярких карминовых губ и сияющих глаз, глядевших на него с нескрываемым восхищением в течение всего вечера.
Наследник российского престола и надежда русского балета, одинаково улыбаясь, забыв про разделявшую их садовую решетку, двинулись было навстречу друг другу – но уже в следующий момент, отметив удивленный взгляд сестры, Ники отступил и ограничился лишь узнающим легким поклоном. В ответ хорошенькая маленькая танцовщица присела в коротком быстром реверансе-книксене (у них в училище это называлось макнуть) и расцвела очаровательной розовой улыбкой. Барышня состроила наследнику глазки и словно бы невзначай, приветственно взмахнула маленькой рукой в красной лайковой лаковой, ярко вспыхнувшей на солнце, перчатке…
(Так уж случилось, что после занятий Малечка Кшесинская, конечно же, совершенно случайно проходила мимо Аничковского парка под руку со своей смешливой подругой Оляшей Преображенской).
И вроде бы ничего не было удивительного в этой встрече – Театральное училище располагается менее чем в десяти минутах неспешного хода от Аничкова Дворца, – но Николаю Александровичу показалось странно, что так подозрительно часто и в самых разных местах встречает он в последнее время эту грациозную девушку. И всегда она улыбалась ему одинаково: призывно, кокетливо и радостно.
– «Знаешь кто эта барышня, что поздоровалась сейчас со мною? Кшесинская молодая, младшая из балетной династии; сколько я себя помню, они всегда танцевали на императорской сцене».
Наследник посмотрел вслед девушкам. Те в очередной раз оглянулись и одновременно рассмеялись.
Ксения отметила, что та же самая улыбка, какою одарила ее брата балетная танцовщица почти зеркально отразилась теперь на его лице.
– «Которая же из них твоя Кшесинская?» – Ксения выглянула из-за ограды.
– «Моя? – он засмеялся. – Та, что с пелериной и пониже ростом… как раз сейчас машет нам рукою. Но почему моя? Боюсь, ты желаемое выдаешь за действительное, – вслед за сестрой он выглянул сквозь решетку. – С моей стороны как раз ничего и не было, – по крайней мере, специального внимания я ей не уделял. Ну, если и было, то так, мимоходом. После выпускного концерта мы сидели рядом за столом, поскольку маленькая Кшесинская особенно приглянулась папа. Ему понравилось как она танцевала, и он усадил ее рядом с собою. Меня он даже не спрашивал – велел сесть рядом и приказал не флиртовать, словно только это и было у меня на уме. Постой!.. Кшесинская, Кшесинская… а зовут ее… такое громоздкое имя. Да, Матильда. Матильда Феликсовна. Дочь Феликса Кшесинского, того, что обучает мазурке. В общем, главного по мазурке».
