Матросские рассказы - страница 5

Вот она – древняя цитадель великосветских балов, где когда-то разбрасывались самородками и ассигнациями сибирские золотоискатели, где устраивали попойки вылощенные белогвардейцы, потеряв надежды на восстановление монархии в Российской империи, где бряцали саблями японские интервенты, а позже визжали и стонали разнузданные приблатнённые вечеринки нэпа.

Сумрачный зал с задвинутыми бархатными шторами. Теперь здесь царствует современное общество: кто-то справляет свадьбы, кто-то отмечает дни рождения, китобойцы и краболовы празднуют возвращение с промысла; а нам надо «обмыть» пароход Сохи и мой прилёт, а в общем – отметить начало трудовой биографии.

– О тэмпора, о морэ! – роняю я.

– Так точно! Новые времена, новые праздники! – переводит с латинского Соха. – Вот тут нам будет в масть. Такой обзор!

Он выбирает столик у задрапированного окна. Официантка не заставляет себя ждать. На эстраду, откуда ни возьмись, выпархивает воздушное создание в платьеце выше “сельсовета” с аппетитными мясистыми коленками. Добродушным баском, копируя Эдиту Пьеху, создание заводит шлягер прошлого лета:

– Ну, что, парни? Уже заторчали?! – слегка захмелевший Сохов двигает третий тост. – Скоро раскидают нас по свету суровые морские пути-дорожки, как пишется в газетах, и будем мы ловить весточки друг о друге, как ласточки букашек, да вспоминать, как кутили в “Золотом Роге”. Так давайте выпьем за этот вечер, чтобы был он у нас не последним!

Запунцовевший Геночка роняет слезу:

– Правильно, товарищи! Будем давать друг другу телеграммы и писать письма, а?!.. И давайте в честь нашей дружбы закажем музыку!

– Превосходно, мой мальчик! Но какую? “Бригантину” уже кто-то заказал.

– Подойдет и какая-нибудь старая добрая песня о море, – солидно изрекает Моцарт.

– А что?! “Вечер на рейде”?! – предлогает Геночка. – Подойдет?

– Конгениально! – подводит черту Соха.

Выпростав из бумажника трешку, он снимается с якоря, долго втолковывает что-то ударнику из джаз-квартета на эстраде. Едва Соха успевает достичь своего места за столом, как оркестрик дружно и в меру самозабвенно начинает выводить старый, почти забытый мотив:

Воздушное создание с мясистыми коленками теперь не имитирует Пьеху, поскольку такой песни у той в репертуаре нет; голос от того несколько меняется, и в лучшую сторону. О чём, верно, аппетитная девушка даже не подозревает:

И ранней порой Мелькнет за кормой Знакомый платок гол-лубой!..

– Вира, парни! – поднимает бокал Соха.

«Золотой Рог» гудит, точно улей. Здесь пахнет уже не сливками великосветского общества, коньяками белогвардейцев, французскими духами нэпманов и нэпманш, а трудовым потом и тройным одеколоном современного простого люда, ибо теперь под старой вывеской гужуется она – новая генерация, которая еще не знает, как ее назовут в истории, и потому так самоуверена и беззаботна до чертиков.

Покинув шумный ресторан, мы обнаруживаем, что на улице, в ночной город, красиво паращютирует пушистый снег. Мы рады ему и не рады. Нам надо ловить “мотор”. А во Владике за полночь, как утвержает Сохов, это дело совсем не простое. Тем более – в снегопад.

Наконец, двое пьянчуг, вынырнув из «волги», кидаются к дверям ресторана. Ясно: не хватило выпивки, приехали пополнить арсенал. Седовласый щвейцар в адмиральских лампасах естественно им не рад. Ну, ладно бы пытались взломать дверь с помощью десятирублевой купюры, ан нет – оказывают силовое давление.