Читать онлайн Валерий Рощенко - Романс с голубоглазой Эстонией

В конце мая, после кругосветного путешествия в подводном положении, поставившего мировой рекорд (не занесенный в «The Guinness book of records», дабы не рассекречивать потенциал советского подплава), экипаж нашей подлодки направлен на отдых в Вызу. Это – на севере Эстонии. Таким образом, мы из синего моря погрузились в зеленое. Разноцветные домики, как разномастные шлюпки, ныряют здесь по лесу. За стволами сосен с шелушащейся розовой корой посвечивает щемящая синева Финского залива. Деревья на берегу причесаны на пробор господствующими ветрами. Два одноэтажных коттеджа со стеклянными верандами, в которых располагаются столовые, выбежали к песчанной береговой черте, чтобы полюбоваться бухтой Кясму-Лахт.

Таков дом отдыха в Вызу…

Писать дневник или что-то подобное в Советской армии опасно. Во-первых, тебя на каждом шагу подстерегают замполиты, которые уверяют, что за такого рода «документами» охотятся все разведки мира, а НАТО в первую очередь, во-вторых, кругом твои товарищи, которые заглядывают через плечо, или – просто из любопытства, или – из любопытства с дальним прицелом. Цель ясна: «заложить» товарища в порыве патриотизма, а самому выдвинуться вперед…

Со времён поручика Лермонтова духовный мир русского офицера под постоянным прицелом литературы. Но теперь – иные времена, и офицеры иные. Много патриотических слов, а то, чем по-настоящему жив офицер, то есть – его духовный мир, пускается по боку. Возможно, поэтому я берусь за перо, начиная новую амбарную книгу. Буду под видом политконспектов вести дневник, скрупулезно избегая подводных камней «военных тайн», строго придерживаясь «частнособственнической» канвы. И то – хлеб!.. При малейшей промашке можно, конечно, навлечь на себя суд офицерской чести; и это, разумеется, пугает, но не настолько, чтобы вовсе отбило охоту описывать текущие события. Предыдущие амбарные книги постигла одна участь – они были уничтожены при первой опасности. Возможно, и этим наброскам уготовлен подобный финал, но писать-то надо; того требуют события, как личной жизни, так и общественной, в воздухе веют ветра перемен, жизнь наполняется каким-то новым содержанием и смыслом; на горизонте мелькают смелые настроения, интересные люди, среди которых, между прочим, одна красавица по имени Вийви…

Возможно, пройдет немного времени и эти сумбурные записки превратятся в важный документ истории, если не эпохи. Шучу!.. Разумеется, я не тешу себя подобной иллюзией. Зачем мне это?.. Просто – как там поётся у Высоцкого – «не забыть бы потом, не простить, и не растерять»!..

Итак – Вызу. На второй день нашего пребывания здесь я познакомился на шахматной веранде с белоглазым, белоголовым финном. Его зовут Урхо. Держу пари, он мастер по шахматам, или по крайней мере – кандидат в мастера. Из четырех партий я смог одну свести вничью, одну выиграть, и то благодаря тому, что нам пора было идти в столовую. Урхо по-свойски похлопал меня по плечу:

– Дерзайте, каплей! – и положил своего короля набок.

Я не обиделся. Мы собрали шахматы и отправились обедать. Столовая, где питается команда нашей лодки, рядом со столовой для отдыхающих. В соседнем комплексе.

Жизнь на отдыхе, естественно, вольготнее, чем в походе. Моряки спокойно разгуливают среди отдыхающих, кто – в форме, кто- в пляжной рубашке, играют в теннис и волейбол, в «экипаж» должны являться только на вахту да на вечернюю проверку. Офицеры смотрят на всё сквозь пальцы, потому что сами не прочь уединиться с кем-либо из отдыхающих в поисках живописных мест или потанцевать в клубе под аккордеон. Массовик-затейник, по слухам, проповедует там бесшабашное веселье, которое, в общем-то, успешно прививается.

После обеда мы с Урхо, как по команде, вынесли из столовой по котлете и угостили бродячего пса, который дежурит у входа. Задумчивый и грустный, черный пудель, как видно, давно сделался частью этого посёлка – как разноцветные домики, как сосны у берега, как море за соснами. Трудно определить на глаз, сколько лет собаке; но, верно, пудель был не такой уж старый, хотя глаза за космами кудрей слезились и шерсть на холке свалялась, как пакля. Кто-то, выходя из столовой, щёлкал пса по носу, кто-то почёсывл за ухом, кто-то бросал конфету.

– Красивая собака, но бездомная, – сказал Урхо, наблюдая, как пудель поглащает наши котлеты.

– Наверно, кто-то завез сюда и «забыл», – высказал я предположение.

– В такой деревне, как Вызу, потеряться трудно, – не согласился Урхо, он до конца не понимал русского слова «забыл». – Мог бы побежать за автобусом, – финн принялся развивать свою версию. – Эти собаки, если надо, всегда отыщут хозяина. Хоть за сто километров. Скорее всего, пудель сам бросил плохого хозяина! Обиделся и ушёл. Я знаю: собаки – гордый народ. Как люди! Не находите, капитан?

– Возможно. Кого же он всё время высматривает?

– Нового хозяина. Доброго человека, – заключил финн, моргая белесыми ресницами.

– Что ж, у нас есть шанс стать добрыми людьми! – сказал я, смеясь.

Так и есть, за вкусные котлеты мы были вознаграждены собачьей признательностью: пес увязался за нами. Мы вернулись на шахматную веранду, а пудель вертелся у ног. Сыграв две партии, мы пошли к теннисным кортам, понаблюдать за теннесистками, а черный клубок катился за нами. На мостике через гремящий ручей с просвечивающим коричневым дном мы поравнялись с эксцентричной компанией из трех молодых женщин и долговязого парня в вельветовых джинсах. Звидев пуделя, они напербой стали звать его по-эстонски:

– Хунть! Хунть!.. Крантсь! Пицу!.. Мефисто!..

Наверно, они перебрали все эстонские прозвища. Урхо захохотал:

– Он такой же «хунть», как я ласточка!

Я тоже засмеялся: пудель, действительно, был похож на «волка», как финн на ласточку. Собака уселась на мосту и поглядывала на людей, явно колеблясь, кому отдать предпочтение.

– Позовите его по-русски, капитан! – попросил Урхо. – Это русская собака.

Я не поверил, но на всякий случай крикнул первое, что пришло в голову:

– Боцман, ко мне!..

Надо же! «Боцман», покорно наклоня голову, посеменил в мою сторону. Урхо захлопал в ладоши. Эксцентричная компания зашумела, переходя на русский язык:

– Эгей, не заманите чужую собаку!

– Кто сманывает?! Кто заманывает?! – возмутились мы. – Это вы заманываете нашего Боцмана!

– Какого «Боцмана»?! Это Мефисто! Он за нами шёл вчера!

– А за нами – сегодня!

– Ну, и что? За нами – раньше. Значит – он наш!

– Убийственная логика! – хохотнул Урхо. – Выходит, если этот офицер, – он кивнул на меня, – сегодня пойдет за вами, то завтра уже ваш?!

– Конечно! – ответила по-русски белозубая блондинка, загорелая до шоколадной черноты. – Если у него хватит смелости!

Вот так! Вызов брошен. Все взоры обратились на меня. Компания ждала оригинального хода, иначе я рисковал принять на себя весь всеь заряд курортной насмешливости. Пудель жмурил черные глазки и ничем не собирался мне помочь. Урхо тоже улыбался индифферентно, как наблюдатель ООН. Блондинка сверкала жемчугом бус и зубов. Она была крупновата, но прекрасна, как Афродита Праксителя. Таких рослых, продистых девушек я встречал на островах в Балтийском море. Щемящей синевы глаза, вероятно, были способны менять оттенок в зависимости от настроения, как море в непогоду. «Солома волос, ресниц синева»! – подумал я стихами Назыма Хикмета. Видя, что пауза работает не в мою пользу, я не нашел ничего более оригинального как заявить смиренно:

– Ну, что ж, я готов! Забирайте меня вместо пуделя!..

Подойдя к соломенноволосой, я взял её под руку. Она тоже смиренно улыбнулась, не двигаясь с места, и даже приклонила голову в мою сторону: мол, все в порядке, что и требовалось доказать. Все присутствующие, не исключая пуделя, не спускали с нас выжидающих глаз.

– Что теперь? – крикнул Урхо. – Кем теперь доводится этот молодой человек?

– На моего жениха! – прыснув, ответила блондинка по-русски. – Только очень робкого жениха…

Слово «жених», давно попахивавшее для меня махровым мещанством, в ее устах обрело «второе дыхание». Мне стало весело.

– Что ж, годится! – отвечал я и, поворотясь, припечатал горячий поцелуй в её полные сочные уста.

Такого «хода конем» никто, естественно, не ожидал. Рука девушки дрогнула, глаза стали наливаться тягучей синевой. Я сам испугался: не перехлестнул ли через край? Все перестали смеяться. Долговязый парень в вельвете вцепился в руку рыжей спутницы, будто это её хотели увести вместо пуделя.

– Ну, что? – захохотал Урхо. – Вот так! Отличный ход, капитан!..

– Ладно, – отступил я на шаг от блондинки, – не стану настаивать на продолжении. Мефистофель – ваш. Забирайте!

– Ah, so! – непроизвольно ахнула девушка. – Значит, уже обратно?..

Все облегчённо расхохотались.

Так, смеясь и оглядываясь, прекрасная компания двинулась дальше; мы с Урхо – в свою сторону. Пудель, уяснив нечто своё в шутливой перепалке людей, двинулся за нами.

За мостом, на пригорке, компания еще раз обернулась и весело помахала нам на прощание.

– Красавицы все из-за моего стола, – доложил Урхо. – Приехали вчера, я с ними ещё не знаком. К тому же, должен признаться, капитан, с такими «великосветскими» дамами я всегла тюфяк тюфяком. Зато у вас, вижу, получается неплохо. Поделитесь опытом!

– Да нет, – признался я, – я тоже теряюсь в женском обществе.

– Вот так?! – финн рассмеялся. – Сразу – под белые руки и в губы! На морском языке это называется «теряться»?!

– Случайно! Все из-за него! – я кивнул на пуделя, который вопросительно стрелял в нас черными дробинками глаз.

– Слушайте, капитан! Давайте приручим его! – предложил Урхо.

– Чтобы он пережил еще одну трагедию?

– Какая трагедия на берегу Кясму-Лахт?!..

– Трагедии не выбирают места.

Урхо меня не послушался. Приспособив под ошейник свой брючный ремень, он привязал доверчивую собаку к скамейке, на которой мы сидели наблюдая за теннесистками. Мефистофель перегрыз ремень и скрылся в зарослях цветущей сирени.

Сегодня мы встретили пуделя у столовой, на старом месте, он посмотрел на нас вполне индифферентно. Мы не стали звать его с собой.

После ужина Урхо объявил мне, что его пригласили в гости.

– Кто? Куда?

– Старые знакомые, – он кивнул на Мефистофеля. – Дамы из-за моего стола. Вы пойдёте, капитан?

Я пожал плечами:

– У вас эстонская компания. Я по-эстонски не шпрехаю.

– Бросьте! Все эстонцы более или менее говорят по-русски.

– Немного неудобно: пригласили вас, а я вроде навязываюсь.

– Бросьте! Вас – тоже, – убеждал он. – Все женщины без ума от вашей выходки. «Где тот русский парень, который сразу целует в губы? Зовите его к нам!» Выручайте, капитан! Без вас я пропаду. Хотя бы – до десяти. У нас, знаете, тоже строгий режим: до одиннадцати можно ходить в гости, позже – не дай Бог! Сообщат на работу, в партком-местком… Если стесняетесь военной формы, наденьте гражданку!..

– Что ж, это – идея!..

Домик у женщин был красный и двухэтажный. Он стоит сразу за ручьем на крутом берегу, поросшем дымчато-зелёными султанами можжевельника. Все три дамы живут в одном просторном номере на втором этаже. Парень в вельвете, разумеется, «старый знакомый», звовут его Тойво. Как выяснилось, он – спортсмен, теннесист. Мою соломенноволосую зовут Вийви, ее подругу постарше – Линда; третью, рыжую – Майму.

Компания подобралась шумная, раскрепощенная, как водится на курорте. Все наперебой тараторили, смеялись, спорили, затевали танцы под транзисторный магнитофон, не чёкаясь попивали джин, разбавленный вместо тоника минеральной водой «Хядемеэсте», потом перешли на мальтозу – беззлобный напиток, что-то среднее между русским квасом и пивом. Закуска была, что называется, а ля фуршет. Кроме Линды по-русски все понимали более или менее, но больше склонялись к своему певучему, эластичному эстонскому языку (по благозвучности, я уже знал, он держит второе место в мире после итальянского). Ещё немного и я бы заскучал, почувствовав себя инородным телом; но разговор неожиданно переметнулся на насущные темы – на горбачёвскую «перестройку». Урхо и Тойво перешли на русский, чтобы, вероятно, втянуть меня в спор. Все взгляды, как тогда, на мосту через ручей, магнитом обратились в мою сторону. Как отреагирет на «крамольные» вопросы русский офицер?