Романс с голубоглазой Эстонией - страница 4



Знаю, выйдешь вечером за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие, под душисты стог…

Женщины закачались в такт песни. Парни поглядывали на меня завистливо – они не могли продложить ничего подобного.

Зацелую допьяна, изомну как цвет,
Пьяному от радости пересуды нет.
И сама под ласками сбросишь шёлк фаты,
Унесу я пьяную до зари в кусты…

Прощаться все вышли во двор. Белая ночь была в разгаре. За ручьем в кустах трещал соловей, листва долговязых осин роптала над головой. С веранды соседнего коттеджа доносилась грустная финская мелодия. Её подхватил Урхо. А Вийви, смеясь и сверкая белизной зубов, спрашивала у подруг:

– Интересно, кого из нас собирается унести до зари русский моряк?..

Веселый смех звенел над окутанной фиолетовым мраком землей.

3

За две недели я так привык видеть рядом с собой Вийви, что вчера, когда она не появилась перед ужином у столовой, я испугался: не случилось ли чего. Рыжеволосая Майму, заметив моё смятение, поддразнила:

– Тере, Порис (Здравствуйте, Борис)! – она говорила с большим акцентом. – Вийви разве секотня не с вами?!.. Интересно, куда зе она потефалась?

Хитрая зеленоглазая лиса-Майму наверняка знала, куда подевалась её подруга, но ей доставляло удовольствие помучить меня. Только Линда, степенная рассудительная дама, из тех, кому за тридцать, призвав на помощь все знания русского языка, попыталась меня успокоить:

– Фы не перезивайте, Порис! Вийви никута не тенется, к ней приекаль из Раквере скольный трук Арво.

Ничего себе утешение – школьный друг! Проглотив ужин, я опрометью выскочил из столовой, чтобы не встречаться с Урхо, которому наверняка потребуются объяснения насчёт исчезнувшей Вийви. На душе у меня стало горьковато, хотя я понимал, что Вийви мне не сестра, не жена и не невеста, она вольная птица и может встречаться с кем заблагорассудится. Я побрел к себе, в офицерский коттедж, не представляя, чем заполнить вакуум вечера.

Друзья-офицеры переодевались в форму «раз», готовясь на танцы. Я тоже «упал» в белоснежный костюм и отправился с ними.

В разгорячённой толпе курортников, в гремящем клубе, на все дамские вальсы меня выбирала кареглазая плотненькая шатенка, в заманчиво декольтированном бархатном платье. После танцев я согласился проводить её, надеясь хоть каким-то образом заглушить грусть разлуки с неверной Вийви.

Солнце утонуло за зубчатую стену леса, а небо всё ещё светилось. Трепещущие струи ручья под дымчатым серебром плакучих ив будто перебирали несметные сокровища – мириады женских серёг, браслетов и кулонов. Весело болтая, моя спутница повела меня куда-то за посёлок. Я понтересовался, не местная ли она. Она засмеялась, читая моё недоумение:

– Нет, нет, я тоже из отдыхающих.

В речи её сквозил акцент, но явно не эстонский:

– Я из Латвии, из Вентспилса, – пояснила она. – Зовут Лайма. Слыхали такое имя?.. Ещё бы – Лайма Вайкуле прославила. Меня сначала хотели назвать Мирабелла, потому что мама и папа познакомились за границей. Но потом они передумали…

По сторонам дороги стоял строгий нахохлившийся лес, но женщину ничто не пугало. Какой-то стремительный крупный зверь перечеркнул посеребрённую росой поляну.

– Смотрите, косуля! – обрадовалась бесстрашная Лайма.

Косуля остановилась у леса, долго смотрела в нашу сторону, потом с треском пропала в чаще.

– Зеркало! – сказала женщина. – То белое пятно, что вокруг хвоста, называется «зеркало».

– Грациозное животное, – отвечал я, чтобы не молчать.