– Насчет замены ручного труда машинами? Так, что ли? – переспросила она.
– Маша, над механизацией не смейся, – сказал Помазун, и смешливые искорки запрыгали в его глазах.
– Ты бы лучше помолчал. Как молчишь, вроде все в порядке, как откроешь рот – сразу теряешь в глазах населения…
– Ишь какая! Напала, словно кобчик на полевую мышь.
– Ладно, отвяжись, мне ответить надо по-серьезному, а ты со своими остротами. Тошно тебя слушать. – И повернулась к Петру: – Вообще, конечно, машин пока маловато. Если говорить для газет, то все нормально. Приезжают фотографы, даже с кинохроники были. Согнали четыре комбайна и принялись их снимать. Красиво. А для понимающих людей – глупо. Никогда комбайны четверками не работают. Комбайнеру отводится массив, с него спрашивают так же, как с трактористов. Если, например, запустить сразу подряд, один за другим, пять тракторов, то попробуй выясни потом, кто хорошо пахал, а кто плохо… А ручного труда много еще. Свеклу руками обрезаем, руками в бунты сносим. Есть свеклокопатель. У нас, правда, выкопал, потому что передовые мы, а у других нет, руками копают еще. Зерно тоже приходится в большинстве руками лопатить, сортировать. Есть один показательный ток в колхозе, механизированный, так он всего не обработает… Да вон сам бригадир жалует. Он все дополнит.
Хорьков шел не торопясь. Под его сапогами потрескивала ботва, каблуки оставляли глубокие вмятины.
– Заманивают, Петр, на колхозную работу? – спросил Хорьков. – Здоров, моряк! Их послушать, так сама персидская княжна захочет на бураки.
– Не угадал.
– Меня, что ли, поругивали?
– Нет. О тебе разговора не было.
– Тоже плохо. Чем меньше разговора, тем меньше славы.
– С тебя славу уже на карборундах надо отчищать, – заметил Помазун и в ответ получил немилостивый погляд бригадира.
– Ручного труда еще много. Массивы ишь какие! – сказал Петр.
Машенька отошла к звену и принялась за работу. Видимо, она не хотела мешать разговору.
Хорьков надавил пальцами погнутое крыло линейки, железо не поддавалось. По запыленному крылу вывел: «Срочно в ремонт».
– У вас, на корабле, пыли-то нет. Три – четыре раза в сутки приборка, а тут ее хоть отбавляй. С земли летит.
– К чему ты так?
– Насчет ручного труда. Можно пять коробов наболтать девчатам о механизмах, и станут они ждать, из-под платочка выглядывать. А наше крестьянское дело особое, это не то что уголь рубать. Там он лежал миллиард лет и столько же еще пролежит, только крепче будет. У нас время все решает. Нам некогда ждать механизмы, работать надо. Руками, плечами, чем хочешь. Вон твоя мамаша с больными ногами форсирует график. Ее не неволили, а она дома не осталась. Значит, коллективное, артельное дело дорого для нее.
– Ты тогда меня неправильно понял. Разреши объясниться?
– Говори.
– Ты прав, когда за коллектив заступаешься.
– Как же! Конечно, прав.
– Но и в коллективе можно работать по-разному.
– Тоже согласен. Дальше прошу.
– Бурлаки баржу тащили по Волге тоже коллективно?
– Не видел их.
– На картинке видел?
– Конечно. Картина художника Репина.
– Петька все ближе к воде, – заметил Помазун. – Здорово, видно, его в море купали.
– Ты, Хорьков, против такого коллектива? – спросил Петр.
– Чтобы бечевкой баржу тащить? Конечно, против!
– И я против. Пришло время, потянули баржи буксирами.
– Ты говоришь о развитии техники вообще или применяясь?
– Только лишь применяясь.
– Я просто внес поправочку, Петя, чтобы тебя не повело в сторону.
