Маяки - страница 15

– А самое главное, там, когда вы родитесь в 2100 году мы вам снова обязательно сообщим, как работает мироздание, понимаете Стецкий? Мы вам расскажем, что для того, чтобы получить ещё одну жизнь человеком, нужно обязательно стать Маяком в этой жизни, Стецкий, вы понимаете, чего это стоит?

Тут я понял. Действительно, если я, к примеру, рожусь в 2100 году, откуда же мне знать, что есть Маяки. А тут – вот. Подскажут.

– Ну и… И конечно же, Стецкий, – Дмитрий Валентинович покатал фисташку в пустой тарелке, потом поднял её и бросил снова в тарелку. – Мы будем вам всячески помогать.

– Помогать в чем? – спросил я.

– Помогать вам возвести ваш следующий Маяк, Александр Николаевич, – сказал ДэВэ. – Ну что. Берете?

ДэВэ откинулся на спинку стула и посмотрел на меня выжидательно.

– Хорошая вещь, – пробормотал я. – Надо брать.

Дмитрий Валентинович просто сразил меня своей способностью соображать.

– Наверно приблизительно так и обстоит дело, – сказал я. – Не знаю, что и думать.

– Да просто возьмите деньги и не думайте ни о чём, – ответил ДэВэ. – Далась вам эта концепция. Крупный и современный писатель обязан, в конце концов, придумать за жизнь хотя бы несколько глобальных идей!

– Обязан, – подтвердил я.

– Так вот – возьмите деньги. А потом сидите и думайте. В тепле и уюте. И с определёнными планами минимум на год. Считайте, что на вашу книгу покупают права. Что здесь такого?

ДэВэ сделал паузу. Потом продолжил.

– В Брюгге, наконец, вместе съездим.

– Да?

– Да. Ну или не в Брюгге. Куда вам там милее. В Амстердам?

– Всего милее мне город Пхеньян, – сказал я в задумчивости. – Он мне по ночам снился. Маленькому.

– Не, в Северную Корею я не поеду.

Дмитрий Валентинович с большим подозрением относился к неблагополучным странам.

– Ну давайте хотя бы тогда уж в Сеул, – предложил он.

– Сеул мне не снился, – в какой-то печали ответил я.

Затем мы отвлеклись и поговорили о чем-то ещё.

А потом я одолжил у ДэВэ денег, сел в такси и уехал.

Почему бы и не одолжить.

А не ехать в такси за счёт ДэВэ, как это бывало раньше.

В конце концов девять с половиной тысяч долларов – хорошие деньги.

Я ехал с своём такси, дремал и неожиданно подумал о том, что КБО – это вообще может быть такой какой-то банк. Куда в этой жизни можно деньги сдать, а в следующей получить.

С этой мыслью я и уснул.

10.

Когда мы говорим «рыжая», каждый представляет себе что-то своё. Мне кажется, с блондинками или брюнетками ситуация какая-то более – менее ясная – стереотип модельной внешности обязательно всплывёт и скажет, что вот это – блондинка. А вот это вот – брюнетка.

С «рыжими» всё по-другому. Мне мерещится, что это связано с детством. Как-то в детстве рыжих выделяли отдельно от остальных.

Девушка, которая застыла на пороге нашего магазина, была именно «рыжей».

Девушку звали Дашей, фамилия ей была Веснина, девушка закончила Политехническую академию в том же году, что и я, и 15 лет назад я был в эту девушку безумно влюблён.

Влюблён – это когда кто-то приделывает тебе сзади крылья, и ты умеешь и можешь всё. И никого и ничего не боишься, и становишься больше, значительнее, умнее и сильнее, нежнее и энергичнее, стройнее, остроумнее и ещё чёрти сколько «какее».

Медики говорят о какой-то биохимии мозга и гормональном выбросе, мистики говорят, что это очень скоро пройдёт, я не верю ни первым, ни вторым. Я просто знаю, что это и есть то затёртое, из школьных записок, слово «любовь». Сколько уже это слово пели на все лады, вплетали в стихи, строили вокруг этого слова романы, повести и эпосы, опошляли и совали неуместно, чтобы заткнуть какие-то щели, кого-то купить или продать, над этим словом смеялись, за это слово горели на кострах, этому слову выкалывали глаза и вырывали ноздри, но нет, смотри ты. Сменяются поколения, а слово остаётся, вся грязь с него сползает сама собой, и ничего, снова и снова его используют и вкладывают в это слово что-то огромное.