– А вы попробуйте, – сказал я смело. – Можно, я ещё коньяку?
– Да пожалуйста, – ответил Борис.
Я пошел к барной стойке, налил себе не скупясь, потом вернулся на свой диван и присел. Нет, зачем я вру, я уже не присел. Я уже развалился на этом диване.
– Вы знаете, Стецкий, – сказал Шепетинский. – А ведь если бы мы не пришли к вам, ваша книга бы так и сгнила без следа во всех этих библиотеках, у всех этих людей, которым вы раздавали её бесплатно, во всех этих местах, где вы её оставляли. Понимаете, у вас бы никогда ничего не получилось донести просто потому, что вы на каждой странице своей книги метите в какие-то духовные наставники, в какие-то гуру, нет, вот что, Стецкий – вы вообще метите в своей книги в мессии! Не меньше!
Мне показалось любопытным то, что сейчас говорил Борис. А хоть бы и мессия, как говорили в одном мультике. Что с того?
– В новые Иисусы Христы. Вы бы вообще, кажется, не отказались, чтобы с вашего рождения начинался новый отсчет времени! И все это ваше мнимое пренебрежение к деньгам, к тому, как выглядеть, к тому, как пахнуть и к тому, как вести беседу – оно все оттуда же, Сашечька. Вы ставите всех вокруг ниже себя, а в особенности тех, кто хотя бы чего-то добился. Потому что они злят вас и вас все время точит мысль о том, что вы с ними поквитаетесь где-то там, за, как вы однажды романтично выразились, за бортом баркаса. Да не поквитаетесь вы ни с кем, Саша, ну неужели это так сложно понять? Никогда. И то, что вы испытываете – это обыкновенная зависть к людям, которые берут на себя ответственность или запахивают по 12 часов в сутки или и то и другое сразу. А не метят в Иисусики. Да, они запахивают, и они получают, тут все сходится, Стецкий. А вы лежите на диване, потому ходите в рванье.
«Да ничего он не поймёт, – подумал я. – Незачем ему понимать. Сложно очень понимать то, что просрал свою жизнь. Даже невозможно, наверно».
Мне надоел этот разговор.
– Борис, давайте перейдём к делу, – я отпил коньяку и поставил бокал на стол.
– Не нужно злиться, Александр Николаевич, – сказал Борис. Видимо он разглядел какую-то гримасу на моем лице. – Я этого не заслужил. У вас есть вещь на продажу. Я её покупаю. Вещь хорошая, я не спорю. Но и деньги вы за неё получаете соответствующие. Так что, давайте оставаться друзьями.
– Для того, чтобы оставаться с вами друзьями, Борис, – сказал я. – Нужно, чтобы мы ими когда-либо были.
– Ладно, – примирительно сказал мой куратор. – Давайте перейдем к документам.
– Кто же лучше нас перейдёт, Борис, – поддразнил я Шепетинского. – Конечно, давайте переходить.
Борис открыл знакомый мне чемоданчик, знакомым жестом выложил два договора и деньги. Сто бумажек по сто долларов. Это красиво. Это если не совершенно, то очень близко к тому. Сто бумажек по сто долларов. Год я буду жить красиво. Ну, более или менее красиво. Вот как я буду жить. Тут я вспомнил, что сегодня бумажек уже не сто, а девяносто пять. Да и чёрт с ним.
– От меня потребуется какой-нибудь… мнэээээ… документ? – спросил я.
– Ну что вы, Александр Николаевич. Что вы. Мы совсем не бюрократы, поверьте. От вас понадобятся только понимание и осознание того, что вы отказываетесь от своего концепта про Маяки в пользу эээ…. В пользу десяти тысяч долларов, – Борис рассмеялся. Потом спросил:
– Вы понимаете? Осознаёте?
Я посмотрел на Бориса долгим взглядом.
– Борис, – сказал я и отпил ещё немножечко «Курвуазье». – А если я обману вас? Подпишу эти ваши бумажки… Возьму билет на поезд. И поеду. Скажем. В Монголию. И стану проповедовать там о Маяках, а? Что вы скажете на это, Борис?
