В ожидании результатов пертурбации, равнодушие с новой силой овладело толпой. За прошедшие дни и самоотверженно пережитые события нижегородцы между собой уже притёрлись, тут вновь предстояло переформирование и смена окружения неизвестными людьми.
Пока таращились по сторонам, с противоположной стороны плаца к нам спешно подрулили двое военнослужащих в перечёркнутых жёлтыми лычками чёрных погонах. Осмотрели, перешепнулись и втиснулись в гущу оторопевших зевак. Задавать вопросы начали, помечая в записной книжке специалистов, занимавшихся электроникой до армии. Меня на чистую воду вывел сержант с ярко выраженной прибалтийской внешностью, но без акцента настороживший окруживших его новобранцев:
– Кто понимает в радиотехнике?
– Я занимался в радиокружке, паял мелочь всякую. Успел даже поработать на радиозаводе, – уверенно ответил я, чем привлёк внимание сержанта. Сержант выразил недоверие кислинкой на лице, достал из планшета и развернул мне под нос замусоленный чертёж электрической схемы. Ткнул пальцем в скопление элементов:
– Что тут изображено?
– Резистор…
– А это? – сержант сощурился и очертил «жуков».
– Вакуумные лампы гептод и пентод! – бегло считая неразличимые сетки радиоламп, ответил я в большей части наугад. Удовлетворённо сморщив нос, и одобрительно зажав губы, переписчик записал мои родовые позывные и продолжил шнырять с расспросами. Кто-то поблизости тоже отвечали по схеме, сержанты закорючили их в блокнотик и ушли, оставив без пояснений.
В каких целях вычленяли приверженцев радиодела – открылось на следующий день, а пока нас выстроили подобием прямоугольника и огласили вновь составленный список, кто какой роте причислен. А кого не назовут – на боковуху в расположение двенадцатой. Меня обнадёжило сполна, что причислили именно к роте покупателя.
Многих новобранцев, отсеянных в другие подразделения, разбирали по местам прохождения службы. Называли повторно фамилии, ставили парами как несмышлёную детвору, разве что руками сцепиться не требовали, и уводили по ближним казармам. Другим выпал переход за пределы города. Заставили перемотать портянки, проверили индивидуально – значит, топать предстояло далеко.
Точно в царство, но видимо уже тридесятое!..
Дошло до оставшихся. Команда поредела до половины начального списка. Завели на этаж и двумя шеренгами рассредоточили вдоль пустой стены. В расположении роты сумрак, лишь немощная лампочка борет темень, мерцая из последних сил, и слышно тихое шуршание швабры. Остолоп, стоя дремавший на тумбочке, очнулся, отделился от подсветки доски объявлений, и вытянулся стрункой как после прогона в волочильном станке. Набрался духу рявкнуть, но уставший вознёй с нами лейтенант поднёс к губам палец и опередил его служебное рвение:
– Не ори, люди спят! Дойди, вызови дежурного.
Парниша дёрнулся бежать в темноту, но оттуда брёл полусонный сержант костлявого вида и тонких черт лица – словно водицы из лужицы только что испил.
– Липич, слушай задачу! – подозвал лейтенант, они тихо перекинулись парой слов и офицер вышел, оставив нас дежурному по роте. Больше покупателя я не видел.
Сержант Липич кривил козлиный подбородок и потягивался спросонья. Прибывшие были безразличны; его хватило окинуть нас опустошённым взглядом и гортанно проблеять: «Духи! Занимать койки без простыней и с подушками без наволочек! Вещмешки держать при себе… до утра ни звука!» Завидно зевнул очередной раз и гаркнул в сторону санузла: «Дневальный, покажи им свободные места!» Второй дневальный, коего кроме как замарашкой не назовёшь, а посмотришь – все такие, драил полы. Выпрямившись, солдат бросил швабру и провёл нас в спальный отсек. Многие как были облачены в затхлую химией форму, так завалились под шинели, одеяла не трогая…
