Маятник птиц - страница 37



В половине одиннадцатого Байер ушел с полным пакетом Тамариных пирожков и плюшек, а я упала на диван и долго лежала, вдруг снова обессилевшая, пустая и невесомая.

Снова и снова я вспоминала день накануне исчезновения Акима. «Мы даем мало! Мало!» Сейчас мне казалось, что в голосе брата тогда звучала не только досада, но и что-то еще. Что?

Никто не знает себя от и до, на все сто процентов. Всегда остается хотя бы маленький черный фрагмент в глубинах души, в котором невозможно различить никаких нюансов. К своим тридцати пяти годам я обнаружила в себе множество таких фрагментов. Я была как пазл, собранный не до конца и зияющий пустотами. Но в общем я научилась разбираться в себе довольно неплохо. Своего брата я знала не хуже. И теперь, лежа на диване на боку, свесив руку до пола и пальцами машинально трогая трещину в плашке паркета, я думала о том, что тогда, в последние месяцы перед исчезновением Акима, я что-то упустила. Что-то прошло мимо меня.

Флэшбеки мелькали перед моим мысленным взором один за другим. Вот мы едем в «Феникс», останавливаемся на светофоре и брат вдруг касается моего запястья, смотрит на меня и говорит: «Аня…» Но это всё, продолжения не следует. Только взгляд, пауза и явное намерение что-то сказать. Потом зажегся зеленый, сзади кто-то нервно бибикнул и мы поехали дальше. Тогда это сразу выпало у меня из головы и вспомнилось лишь сейчас. А вот я вижу его стоящим у окна в коридоре «Феникса» – руки в карманах, знакомый разлёт плеч, светлые пряди волос, отросшие до основания шеи и частично забившиеся за воротник. Я подхожу сзади и чуть сбоку, поэтому вижу отражение его лица в стекле. Напряженно сжатый рот, остановившийся взгляд, утопающий в темном, полном вечерних огней пространстве. Я кладу ладонь на его плечо. Он оборачивается. За секунду до этого он тоже увидел мое отражение в оконном стекле, и теперь его лицо уже совсем другое. Знакомая, едва заметная улыбка в уголках широкого рта и искорка в голубых глазах, чуть потемневших от мертвенного офисного света, мгновенно заставляют меня забыть это странное выражение на его лице – смесь тревоги и смятения.

Что же я упустила? Или это лишь игра воображения? Неосознанная попытка объяснить необъяснимое? Где Аким? Где он? Я была уверена, что однажды снова увижу его. Оставался лишь вопрос: каким? Живым или?..

Брат Абдо возник передо мной. Я не могла поднять глаз и видела лишь его ноги в синих джинсах, потертых на коленях. Он постоял немного рядом, потом переместился к окну. Дрогнула штора. Земля к земле, пробормотала я то ли вслух, то ли про себя, прах к праху. Зачем ты приходишь, если не можешь помочь? Он не ответил.

Легкий сквознячок от окна. Едва заметные колебания тюля. Тишина, разбавляемая лишь привычными звуками с улицы. Уже почти неуловимый запах выпечки. Тихая, тихая жизнь, готовая в любое мгновение замереть на очередном делении шкалы, куда она и так добралась со скрипом.

В затылке вновь разрасталась тупая боль.

Мой крошечный мир. Мое миниатюрное государство. Даже здесь я не смогла создать тот идеал, о котором когда-то мечтали мы с братом.

Я закрыла глаза и позволила тягучей дремоте унести меня, подальше отсюда.


***


Теперь возле моего дома всегда находится охранник. Два дня – человек Тамраева, два – наш, фениксовский, Вадим. Год назад после целой серии угроз в адрес моего брата именно он дежурил у его подъезда. Записки в простых белых конвертах, присланные с прочей почтой в «Феникс», брошенная на капот «мерседеса» дохлая кошка, дурацкие смс-ки с неопознаваемых номеров, – вся эта дичь продолжалась около месяца, а потом внезапно прекратилась. Злоумышленника не нашли. Аким сказал Байеру, что искать и не нужно. Хейтеров в современном обществе много, гораздо больше, чем может себе позволить даже неидеальный мир. Их злость редко имеет реальное основание. Это всего лишь выплеск негативных эмоций, направленных на первую попавшуюся цель. Какой смысл искать такого человека? Тем более что он уже явно потерял интерес к этому развлечению. Байер был не согласен, однако розыск остановил. Как раз в то время друг за другом шли важные для «Феникса-1» судебные процессы и один озлобленный тип, тем более уже успокоившийся, был быстро забыт.