Он обернулся ко мне, подмигнул.
– Не желаете спасти одинокого путника, мадам?
– Я желаю узнать, зачем ты купил столько алкоголя? – В пакете, который он принес, кроме коробки конфет было две бутылки, одна – красного вина, другая – поллитровая коньяка. – Или это запас на будущее? Предупреждаю сразу: сегодня же пойдешь домой.
– Или завтра. Подбросим монетку? – Он полез в карман и выудил горсть мелочи. – Орел или решка?
– Ребро, – сказала я, улыбнувшись. – Так что насчет алкоголя? Куда нам столько?
– Вино – только тебе, я его не жалую. Дринч для девочек. Я предпочитаю что-нибудь покрепче. По мне так коньяк – самое то. К тому же, в нем содержатся дубильные вещества, что улучшает настроение, а это никогда не помешает.
– Хорошее вино… – сказала я, доставая бутылку.
– Еще бы… Адски дорогое. Я за него в лабазе у дома почти полторы штуки выложил. Открыть?
Я еще раз взглянула на этикетку.
– Попозже. А пока иди в комнату. Я сейчас утку достану и приду.
– Слушаю и повинуюсь. А можно я на диване немного поваляюсь?
– Поваляйся…
Он вышел, а я села на стул у стола, задумчиво глядя на бутылку «Карпинето» Кьянти Классико Ризерва девяносто третьего года. Я знала точно, что это отличное вино.
***
Утка была съедена. В моем бокале искрилось «Карпинето», а в толстой рюмке Дениса плавился коньяк. Фоном едва слышно журчала музыка Пата Метени. С улицы сквозь приоткрытое окно доносились яростные гудки клаксона и чьи-то раздраженные выкрики.
Я уже понимала, что сегодня Денис не уйдет, да мне этого и не хотелось. Мы были знакомы всего несколько часов, а казалось – несколько лет. Я легко привыкла к его внезапной улыбке, совершенно меняющей лицо, к его простоватым шуткам и прямому взгляду, в котором в иные мгновения мне чудилось что-то загадочное, непонятное.
– А ты здорово похожа на Лорен Бэколл в молодости, особенно в этом приглушенном вечернем свете. Слышала о ней? Актриса голливудская, блистала в сороковых и пятидесятых. Обожаю.
Он подлил вина в мой бокал.
– Ты долго была замужем?
– Семь лет.
– А в разводе давно?
– Семь лет.
– И за это время у тебя…
– Никого.
Он сделал большие глаза.
– Никого?
Я улыбнулась.
– А что насчет тебя?
– Да-а… – Он махнул рукой. – Особо и рассказать нечего. В восемнадцать женился и был примерным мужем аж три месяца. Потом развелись. Имя ее я помню, конечно, а вот в лицо – почти нет. Даже цвет волос забыл. И если ты хочешь спросить, любил ли я ее…
Я не хотела.
– …отвечу – нет.
Он взял рюмку, слегка поболтал янтарную жидкость и сделал небольшой глоток.
– Пушкин много о любви писал. Я когда-то думал – все вранье, нет никакой любви. Есть тяга. Химия. Как угодно назови, но только не надо склонять направо и налево слово «любовь». Не фиг романтизировать обычное животное чувство. У всех млекопитающих оно есть, закон природы!
– А сейчас?
– Что – сейчас?
– Сейчас ты изменил свое мнение?
Он неопределенно качнул головой.
– Не знаю… Наверное, любовь существует, но не для всех. Некоторые люди в принципе не способны на любовь. Некоторые могут любить только родственников. Ну типа мать любит дочь, бабушка – внука, и так далее. Но есть и те, кто от рождения четко сделан, по самым крутым лекалам. Вот они могут испытывать настоящую любовь. Душа у них приспособлена и пылать, и страдать. Что реально странно – таких людей довольно много. Причем совсем необязательно, что они и в остальном круче всех. Такие кадры бывают – хоть стой хоть падай. А любить умеет. Есть у меня один знакомый, полубомжик. В коммуналке прописан, но жить его туда не пускают. И кто не пускает? Главная любовь его жизни. Бывшая жена. Он пятый год тусуется около драмтеатра – там рядом полно баров и кафе, подкармливают его люди, – спит зимой в подвале, летом то на скамейке в парке, то в кустах, и все грезит о своей… как там ее…
