– Тогда за дело!
Вместе они разложили ингредиенты, достав их из подписанных льняных мешочков. Разожгли огонь под алхимическим котелком. Амбро измельчал черноязвенник, а она положила свои мягкие ладони поверх его кистей.
– Когда я был в Апуло, местные женщины хотели мне заплатить, чтобы я избавил их от тебя, – сказал он. – Якобы ты соблазняешь их мужей и занимаешься тут распутством.
– И что же? – хмыкнула она, но рук не убрала.
– Я бы не поверил, если бы сам тебя не увидел. Ты можешь соблазнить кого угодно.
– Клушам из деревни не нравится, как я одеваюсь.
– Это и правда… необычно, – Амбро скосил взгляд в расшнурованный разрез ее рубахи, где виднелся розовый сосочек.
– Что поделать, такова natura mea, и она мне велит одеваться так, как я хочу. Я никого сюда силком не волоку и не заставляю на себя пялиться. Если кто-то против того, что мне нужно чувствовать ногами землю и быть ближе к природе, то я глубоко сожалею.
– Хочешь сказать, что про соблазнение мужей селянок – это все ложь?
– Конечно, – фыркнула Ирха. – Больно мне нужны пропахшие потом лонарские бородачи. Тут дело в том, что я моложе, красивее, что я свободна и занимаюсь любимым делом. Этого сельские бабы мне не простят. В глазах жителей Апуло я – изгой, лишний элемент. Полезный, да, но все же враг общества.
Последнее выражение она опять произнесла на языке науки – официальный термин, употребляющийся в документах Общего Пути.
– Ты не хотела бы этого изменить? Найти с ними общий язык?
– Мне это не нужно.
– Не знаю, искренне ли ты говоришь, – Амбро закончил растирать сушеные плоды, повернулся к ней. Его руки скользнули ей на талию, одна опустилась на ягодицу, а вторая поднялась к лопаткам, под рыжину, кончиками пальцев мягко вонзилась между корней волос, там, где чувствительнее всего. Ирха сомкнула глаза, ротик непроизвольно раскрылся. – Каждый человек нуждается в обществе. Каждого волнует, что о нем скажут другие.
– М-м-м…
– Ты помогаешь тем, кто приходит к тебе с просьбой. Ты – хороший человек. Они должны изменить свое мнение, потому что сейчас ты помогаешь им. Своими снадобьями, которые ночью, возможно, спасут чью-то жизнь.
Она раскрыла глаза и смотрела на него как будто сквозь туман. Его пальцы продолжали гулять по ее телу.
– Амбро…
Он только хотел ее поцеловать, но внезапно ее ручки затвердели, спинка напряглась. Она отстранилась, но как будто через силу, превозмогая себя.
– Возвращайся живым, – сказала она охрипшим голосом. – Как бы там ни пошло сегодня ночью, не дай себя убить. Приходи снова, если захочешь.
Ему показалось, что он понял. Поэтому не стал настаивать. Улыбнулся как можно ласковее и добрее и кивнул.
– Равняйсь! Смирно! Говно вы, а не войско! Стайка отпердоленных под хвост гусей! Видели бы ваши отцы сейчас, на кого вы похожи, так от стыда провалились бы под землю! Руки оборви, Малой! Ты стоишь в строю, а не на огороде у себя репу ковыряешь! Вот раньше были солдаты, по двадцать лет служили, ветераны, а вы что? Минуты не можете постоять ровно! Равняйсь! Отставить! Равняйсь! Господин капитан, ополчение к смотру построено.
Старый сержант прижал кулак к груди, выполняя воинское приветствие Общего Пути. Капитан Теудо ответил тем же.
Прошёлся мимо полутора десятка молодых и не очень керронцев, отобранных для вылазки в лес.
Это были частью ветераны, отслужившие в вигле и получившие после этого свой надел земли, частью их дети, подросшие сельские парни. Все добровольцы, кроме четверых – эти были стражей Апуло, дозорными, служившими за жалование и квартировавшимися в башне. Каждый вооружился по мере возможности – алебарды, мечи, кирасы и шлемы были почти у всех, как и стеганые красно-белые куртки VII viglae Mesikaa.
