Королева, узнав от Бригитты все, что ей было необходимо, удалилась, и вскоре вместо нее появилась сама Изольда с двумя девушками-помощницами. Ничего этого Тристан по-прежнему не видел – только слышал и догадывался по голосам.
Но вдруг он осознал, что не в постели лежит, а полусидит на дне какой-то емкости с теплой водой. От внезапности такого открытия и не к месту нахлынувшего стыда (столько девушек вокруг, а он совершенно голый!) Тристан застонал беспомощно и спросил:
– Где я?
Девушки все радостно зашумели, наперебой объясняя воскресающему герою, что с ним произошло, но в этот момент дверь открылась и раздался высокий мужской голос, тоже знакомый, слишком хорошо знакомый – голос Гхамарндрила.
– Изольда! – сказал он. – Поди-ка сюда. Советую тебе повнимательнее оглядеть меч этого, с позволения сказать, менестреля.
– А что такое? – встрепенулась принцесса.
– Говорю же, подойди поближе. Видишь зазубрину? Такие остаются на боевых клинках рыцарей от сильнейших ударов о шлемы врагов. Тебе это ни о чем не говорит? Я, между прочим, даже сейчас отлично представляю себе форму того кусочка стали, что извлекли мы из черепа дяди твоего – славного Моральта, а ты, дорогая, спрятала его в свой заветный ларец из слоновой кости, напоминающий по форме маленький ковчежец для мощей. Подсказать тебе, где ты хранишь его?
– Подскажи, – как-то растерянно и без тени издевки попросила Изольда.
– Да за своей же постелью и держишь! – вскрикнул визгливо Красный, уже не в силах сдерживаться. – Или память по-прежнему изменяет тебе? Может, ты скажешь сейчас, что забыла про все? Про любимого дядю? Про страшную смерть его? И про то, как в ненастную, горестную для Ирландии ночь поклялась вместе с матерью всю жизнь свою ненавидеть убийцу Моральта? Ну скажи, скажи мне, что не было этого!
Изольда молчала, и Красный, должно быть, решил: «Ну слава Богу! Проняло». Потому что голос его вдруг сделался спокойнее:
– Ладно, если позволишь, я сам принесу сюда твой ларец.
– Принеси, – сказала Изольда глухо.
Шаги сенешаля, удаляясь, стихли, и после молчали все, пока вновь не скрипнула дверь. Экспертизу они тоже проводили в тиши. Слышалось разве тяжелое сопение Гхамарндрила и какое-то позвякивание. Тристан вдруг представил себе очень ярко, что уже в следующую секунду может произойти. «Ё-моё! Да для этих замшелых кельтов человека зарезать – как два пальца обоссать!» Он, правда, никак не мог сообразить, кого именно сейчас зарежут и почему, но подсознательный страх оказался сильнее. Первым естественным стремлением было – сдернуть с глаз повязку, но он отбросил эту идею как совершенно негодное начало для грамотной самозащиты и просто подал голос, зато громко и яростно:
– Красный! Уходи отсюда, подлец! Сначала ты ответишь за ложь, а уж потом я – за победу в честном поединке. И я все равно убью тебя, но не сегодня. Слышишь, Красный?
С перепугу он выпалил это все на старофранцузском, и сенешаль не понял ни черта. Да и остальные, естественно, тоже. И все-таки речь его возымела действие. Очевидно, эти древние придурки воспринимали не слова, а интонации, как собаки.
– Что там кричит этот враг, которого ты лечишь вместе со своей матерью вопреки данной вами клятве?! – завизжал Красный.
– Оставь нас, – холодно и твердо проговорила Изольда. – Он просит тебя уйти («Выходит, Изольда-то поняла кое-что. Ишь, грамотная деваха!»), и я прошу о том же. Оставьте нас все. Я сама покончу с этим.
