Меч Тристана - страница 53

А картинка выглядела весьма условной, но красноречивой. Замок Темры располагался неправдоподобно близко, в небе над ним летели какие-то крупные птицы, похожие больше на стратегические бомбардировщики. В правом верхнем углу изображен был зачем-то сводчатый вход в храм или иное строение, слева позади пещеры имелась не менее загадочная пирамида: то ли гора, то ли купол какой-то. Сам вылезший из-под земли дракон, очевидно, с целью приуменьшить заслуги Тристана, имел вид достаточно тривиального африканского льва, только с очень длинным хвостом и очень путаной гривой, маскировавшей и делавшей совсем не страшными даже зубы в разинутой пасти. Одежда Тристана выглядела не просто легкой, но легкомысленной для такой-то схватки: рубашечка, штанишки, ботиночки какие-то, и только широкая шляпа, в которой можно было (при желании) угадать шлем, защищала голову. Поднятый меч смотрелся достаточно длинным и увесистым, но всего тщательнее прорисовал несчастный сенешаль оружие победы героя – таинственный «шарик от палицы», превратившийся затем, как мы знаем, в огонь и грохот. Граната «лимонка», вид сверху. Размер был несколько преувеличен, так ведь у страха глаза велики, а у дракона пасть и того больше – проглотит.

В общем, рисунок удался на славу. Гормон показал его Изольде, а Изольда Тристану в тот же вечер.

– Хорошо рисовал, собака! – подивился старый король и заметил: – Вот только щит какой-то маленький получился…

И Изольда чуть было не ляпнула: «Это не щит».

Зачем, для чего, по рецептам какой магии изображал красноволосый хитрюга своего врага на пергаменте? Какие силы двигали рукою подлого сенешаля? Теперь уже никто не узнает.

А Гхамарндрил когда-то услышал фразу: «Dum spiro, spero». И часто повторял ее на чуждой ему латыни и на родном: «Пока дышу, надеюсь». С этими словами на знамени он и вышел на последний бой в своей жизни. Да, он надеялся убить Тристана, не мог не надеяться – это был его единственный шанс.

А Тристаном двигала в тот момент лютая ненависть к подлому обманщику; и верность слову, данному королю Марку; и жгучее нежелание умирать, когда столь многие тайны этого мира остались неразгаданными. И наконец, им двигала любовь – к Маше, то есть уже к Изольде, и предмет его любви был теперь не где-то далеко, а здесь, совсем-совсем рядом, и именно от исхода поединка зависело, упадут они в объятия друг друга или расстанутся навсегда. Против такого набора стимулов не устоял бы, наверное, и хорошо вооруженный отряд моджахедов, заброшенный на зловещей черной «акуле» из Турции на окраину Шали. Бедный, бедный сенешаль Красный. Куда уж ему!

Кончилось время красных. И здесь и там.

Они сражались на развалинах храма, уничтоженного язычниками лохланнахами еще пару веков назад. Не прошло и получаса от первого звонкого удара меча о меч, как красноволосая голова Гхамарндрила покатилась, чертя темную дорожку по замшелым щербатым ступеням, вниз, к морю, где симпатичные белые барашки призывно накатывались на каменное крошево, как бы шепча Тристану: «Пора, пора! Море ждет вас, о великие любовники, Тристан и Изольда!»

Провожали Тристана и Изольду в Корнуолл с большими почестями. Собственно, устроен был пир в их честь. Тут-то и пригодились захваченные из дому шикарные одежды для всей команды. Гонец короля Гормона привез отряду Тристана приглашение на большой праздник в главную столицу Ирландии Темру, и Курнебрал, уже не первый день томившийся в неведении и тревоге, обрадовавшись несказанно, дал приказ отплывать из гавани Ат-Клиата. Корабль шел при попутном ветре, и очень скоро недавние враги эринцев причалили в гостеприимном речном порту. Фактически между Ирландией и Корнуоллом в этот день был заключен мир. Встреча двух королей планировалась, конечно, на ближайшее будущее, но, по сути, была уже не обязательна. Корнуоллец Тристан сделался героем Эрина, а ирландский королевский двор принял предложение Марка породниться – вот что было главным. Это и стало поводом для большого праздника.