Такого напора Пашок от нее не ожидал. Вот тебе и тихоня.
– Эк вы, Евочка, разволновались. Я привык к критике. Сколько лет уж живу. Емельянов – мастер. Имеет право.
– Но так огульно, Андрей Викторович, поливать шедевры – это… – Девушка замолчала, не находя слов, и неожиданно закончила: – Емельянов давно не тот, кем был раньше. А сказать ему прямо в лицо никто не смеет. Потому что он, видите ли, великий мастер!
– Горячая вы, Евочка… Емельянов – экспрессионист, ученик Родченко.
– Вот именно, это ученичество его и спасало… Стоять в тени великого мастера… это, знаете ли… везение. Самое настоящее везение, и не более.
Пашку показалось, что она сейчас заплачет.
– Да не критиковать нужно! Художник не может находиться в обществе. Он должен быть на расстоянии, настраивать свой объектив чуть в стороне, фотографировать события, а потом выражать собственное видение… критиковать общество! А клевать своих коллег – это все время, Андрей Викторович, которого совсем нет… – Девушка удрученно замолчала.
– Так вы и до безнравственности договоритесь… Художник, в любом случае, должен быть гражданином, в гуще, так сказать, – это перво-наперво. Как же так? Если он реагирует своим искусством на ту или иную ситуацию… он уже внутри…. – Мужичонка был явно растерян. Видно, не ожидал выпада от такой крохи. Молодец Ева. Так его!
– Да нет же! Безнравственно лгать! Себе, обществу, стране… Безнравственно флиртовать со своим талантом! Вы поймите… Ваши произведения шокируют, а значит, рано или поздно вызовут реакцию. Безнравственной может быть ситуация, которая побудила художника создать ту или иную работу… Это важно!
– Эх… молодость, – вздохнул недомерок… – Жаль, что она проходит… Не теряйте своего накала, Евочка, у вас у самой недурные работы… – Мужичок явно старался перевести разговор на другую тему. – Продолжайте! Экспериментируйте. И ничего не бойтесь. Идите вперед.
– Спасибо. – Ева улыбнулась.
– Наше поколение принадлежит поп-арту, вернее, соцарту… – Мужичок хмыкнул, предавшись воспоминаниям. – Помню, как нас гоняли. Мы были уличной шпаной, рисующей сатирические комиксы… Чувствовали себя критиками-обличителями, а они… вроде как боролись за идею… – Он кивнул в сторону комплекса.
– Несколько месяцев назад, в Париже, я совершенно случайно попала на выставку Родригеса. – Ева глубоко вздохнула. – Интересный художник! Удивительно точно отражает апатию современников. Возникает чувство отвращения от праздности и лени… Сегодня я испытала похожие чувства.
– Ну уж… Вы меня совсем захвалили, – обрадованно запрыгал недомерок.
Пашок почувствовал, как его распирает от гордости за Еву. Видимо, она не последний человек в их кругу. А дядька таял на глазах, даже беретка съехала на нос. От волнения, наверное. Как бы его кондрат не хватил… Еще бы, такая девушка рядом. Правдолюбец хренов! У Пашка застучало в висках. Дурацкие темы, и язык непонятный. Надо будет поднатореть в этом вопросе.
Тем временем Ева с мужичком подошли к автобусной остановке и встали под козырек. Пашок топтался поблизости. Ева что-то торопливо продолжала говорить. Он прислушался, и его точно током шибануло.
– Правда, и только правда, поднимает искусство над коммерцией. Я сейчас снимаю несколько проектов. Камера, Андрей Викторович, ловит любую фальшь и не прощает. Верите, сама иногда чувствую, будто в мозг встроен объективчик… и так же, как камера, не могу простить ложь.
