…
Он привык к своей комнате. Никто не мешает. Сам себе хозяин. Матрас под кожаной обивкой на двери надежно хранил тишину и покой в ней, так необходимые студенту четвертого курса сценарного факультета, но когда соседки галдели возле ванной, слышно было и в его комнате, хоть уши затыкай.
Учеба уже не казалась ему неподъемной ношей, как на первых курсах, главное, вовремя выполнять контрольные и курсовые.
Есть и сверхзадача, по мастерству кинодраматурга.
Он уже освоил короткометражки, и теперь писал сразу два полнометражных сценария: «Времена детства», и «Я хочу научиться летать». Мастера темы утвердили.
После завтрака, состоящего из сладкого чая с хлебом, он засел за машинку. Надо поработать над документальным сюжетом на милицейскую тему: «Работа с трудными подростками из неблагополучных семей».
На стене, прямо перед ним, висел рабочий график выполнения контрольных работ на 85–86 учебный год, но на него пока лучше не смотреть. Можно свихнуться, пасть духом.
Политэкономия, иностранный язык, психология, драматургия кино и театра, советское право, мастерство, и еще пять предметов. На дневном еще так и сяк, можно вытянуть, а вот с работой совмещать ну никак не получается.
Однако, он еще с первого класса полюбил школу, много читал, уроки были ему в радость, а не в тягость.
Так и сейчас. Втянулся. И дело пошло. Наконец-то он осознал на своей собственной шкуре, что такое высшее литературное образование, но до финиша еще так далеко.
Поработав пару часов, он выскочил из-за стола.
– Не хватает материала. Инспектор должен не только надзирать, да заставлять работать, учиться в вечерней школе, но и досуг обеспечить, увлечь чем-то, заинтересовать, – бормотал он про себя, одеваясь на выход. Пора ехать на студию, к обеду успеть. – Как у нас в детстве, кружки там разные в Доме пионеров, или в ДОСААФ, еще изостудия, спорт-школа. Охватить все это, тогда сценарий интересным получится на все сто, – нет лучше собеседника самого себя. Он любил поговорить в одиночестве, как говорится, тихо сам с собой веду беседу.
Ободренный, весь в творческих замыслах, Николай выбежал из дома на улицу. В троллейбусе малость успокоился. Ничего, друг ты мой сердечный, не боги горшки обжигают…
В группе вовсю шла подготовка к экспедиции.
Да не куда-нибудь, а в Днепропетровск, где он уже бывал, когда работал на картине «Пятое время года», о чем он и сообщил Сергею Портному, увидев того в студийном коридоре.
– Слышал уже от Щербака, завидую вам. Время летит быстро. Помнишь, как мы в художественном училище побывали, где я учился когда-то, – голос художника дрогнул, но Николай сделал вид, что не заметил этого. Как он понимал его, сам такой же.
– Будет время, может, загляну в училище, – успокоил он коллегу, и тут рядом нарисовался Василий Петрович Щербак.
– О чем вы тут тары-бары разводите? А я тебя, Коля, обыскался, дела неотложные ждут.
– С кладовщиком списки проверял, все ли получили, – наобум ляпнул Николай, и угадал, Щербак довольно заулыбался.
– Ну тогда пошли, на бетонку сходим, пошукаем там, потом в ОДТС заглянем. Пока, Сергей. – Художники в кино, это трудяги. Сутками можно работать, а дел всех не переделать.
Наконец, вырвавшись со студии, Николай заехал сначала в Бюро по обмену жилплощади, пора оформлять документы на обмен комнат, и ждать утверждения, а к вечеру он уже ехал на Калужскую, довольный содеянным. С Татьяной они сдали документы, теперь дело за малым. Ждать решения исполкома.
