Все повеселели. Разговорились, рассказывая хозяину, как им отдыхалось в Мурыгино. Вова раскраснелся после обеда, встал и стал разглядывать расписание занятий на стене, Николай сел на его место рядом с Надей. Старуха засмеялась:
– Муж за дверь, а деверь к невестке на кровать, – проскрипела она громко, и все засмеялись, даже Николай, поглядывая на растерявшегося брата, который заподозрил неладное.
– О чем это вы говорите, о чем? – допытывался Вова, ничего не поняв, и обегая круглыми испуганными глазками всех по очереди. В таких случаях он становился похож на глупого поросенка, чем смешил еще больше.
– Да так это мы, шутим, – успокоила его теща, укоризненно глянув на мать, но та разговорилась не на шутку.
– Небось, учеба-то нелегко дается, вон какой стал ты, Коля, худой да бледный. Погляди на брательника – румяный, да в теле мужчина, любо-дорого поглядеть.
– Каждому свое, бабуля, – философски заметил Николай, и старуха уважительно кивнула, мол, понимаем, о чем толкуешь.
– Счас бы еще по стакану белой хряпнуть, тогда был бы полный ажур, – хохотнул шурин Валера, закуривая папиросу и пробираясь к форточке, но его не поддержали, будто не слышали.
И он стал обиженно дымить, мол, привез Вова их к старшему брату, а тот даже бутылку не поставил, не уважает, стало быть, родню свою, требует. Ученый, из говна печеный.
И невдомек ему, что Николай потратил в магазине последние 25 рублей, которые были у него, хотя до зарплаты еще далеко.
Закашлявшись сердито, Валера разбудил малыша, и тот заорал-заплакал, проснувшись раньше положенного.
Женщины засуетились, Надя с младенцем, мать с дочерью посуду мыть-убирать, Вова с Валерой слонялись бесцельно по комнате туда-сюда, Николай делал вид, что рад родне, поглядывая на часы незаметно, скорей бы уж на вокзал.
Под вечер попили еще чаю с конфетами, смотрели телевизор, наконец, настало время ехать. С баулами и чемоданами ехали в самый час-пик, народу тьма в транспорте. На вокзале потише.
Отдохнули. Подошел поезд «Москва – Мурманск».
Началась посадка. Загрузились вместе со всеми в купе плацкартного вагона, посидели, бездумно глядя вокруг.
Наконец, простившись с родней, Николай выскочил из вагона, поезд пошел. Он помахал им рукой на прощанье, и с чувством невыразимого облегчения пошел на выход, к метро.
Приехав домой, он не смог сдержаться, и позвонил Оле по домашнему телефону, который она ему дала на прощанье.
«Алло, я слушаю вас, говорите.»
– Оля, я только приехал, проводил гостей, и решил звякнуть.
«Подождите, сейчас она подойдет», – он замер, надо же, нарвался на ее маму, голоса у них похожи, только успел подумать и тут же услышал снова: «Коля, добрый вечер. Это ты с мамой разговаривал. Уже дома, проводил своих родных?»
– Да, посадил их на поезд, и домой. Еще не поздно, поэтому решил позвонить тебе, а нарвался на маму. У вас голоса похожи.
«Правильно сделал, а мы телевизор смотрим, чай пьем.»
– Ты сейчас где, рядом с ними?
«Нет, я сижу в коридоре на журнальном столике, здесь удобнее разговаривать. Никто не слышит.»
– Это хорошо. Просто очень хотел услышать твой ангельский голос, тогда до завтра, целую, ваш Коля.
«До завтра, целую, ваша Ольга», – засмеялась она в ответ, и положила трубку. Он постоял мгновение, пока в голове его еще звучал ее чудный мягкий голос, смех, и побрел в свою комнату.
Надо раздеться, сходить умыться, и спать ложиться…
