– Андрей, не приставай к соседу, – к ним подошла Марта. – Извините, Николай, муж у меня вспыльчивый, но добрый.
– Это ваши проблемы, Марта, но пусть он поубавит свой пыл, целее будет, – Николай открыл дверь и прошел в свою комнату, включил свет, разделся, выглянул на балкон, за которым уже темно.
– Мой дом, моя крепость! – улыбнулся он сам себе в круглое зеркало на стене, и сел за свой рабочий стол, придвинул к себе пишущую машинку, задумался, перед тем как приступить к работе.
Пора отпечатать контрольную, и хотя бы начать писать новую. Приеду, допишу. Ничего, глаза страшатся, руки делают, как говаривал мой любимый дед, Иван Яковлевич Маресьев, царствие ему небесное, как говаривала моя любимая бабушка, Евдокия Алексеевна. Пусть земля им будет пухом…
Поздним утром, когда в квартире было пусто, Николай позвонил на кафедру кинодраматургии, Чавушьян уже на месте.
– Татьяна Павловна, здравствуйте, это Шмаринов беспокоит.
«Здравствуйте, есть новости?»
– Да, уезжаю в кино-экспедицию, в Днепропетровск, на пару месяцев. Контрольные закончу, когда вернусь, сдам в срок.
«Ну уж, в вас-то можно не сомневаться. Все бы были так пунктуальны. Мы выслали всей группе письма, по подготовке к сессии, она уже не за горами. Вам тоже.»
– До свидания, Татьяна Павловна, привет нашим педагогам.
«Всего хорошего. Передам.»
Положив трубку на рычаг, Николай успокоился. Теперь порядок. Осталось собраться, заехать попрощаться к Оле, и на вокзал. Поезд ждать не будет.
Отдельно в новую холщевую сумку, с отпечатком портрета «Че Геваре» на ней, он положил драный джемпер и заодно синюю спортивную куртку от лыжного костюма, надо поменять молнию. Это для Олиной мамы, в ремонт.
Опытному декоратору собраться, что нищему подпоясаться.
В свою весьма вместительную дорожную сумку он уложил вещи, и прочие необходимые в командировке предметы, включая кипятильник, надел любимую куртку с капюшоном.
На вешалке осталась висеть та самая старенькая куртка из коричневого дерматина, которую ему подарил когда-то приятель Виктор, еще в Котласе, чтобы он не замерз на Севере дальнем.
Он долго носил ее, не выбрасывал, берег как талисман, как память о юности. Погладил, улыбнулся дорогим сердцу воспоминаниям. Ну все, теперь можно и ехать.
Присев на дорожку, вскочил, подхватил сумки, запер дверь комнаты, затем входную дверь и поспешил к метро…
(Восемь лет спустя)
Курский вокзал. Идет посадка на скорый поезд «Москва – Днепропетровск», среди прочих пассажиров и съемочная группа, занявшая почти половину вагона. Помимо личных вещей, загрузили кофры, чемоданы со съемочной аппаратурой отдельным грузом, в сопровождении операторской группы. Наконец, поехали.
В одном из купе разместилась дружная компания.
Помимо Николая, второй режиссер Владимир Березко, звукооператор Владимир Бахмацкий, и молодой паренек Витя Шереметьев, ассистент режиссера по реквизиту.
Поначалу стали смотреть в окно, глядя на пробегающие мимо знакомые столичные улицы и разнообразные пейзажи.
У Николая в памяти отпечаталась картина прощания с Ольгой, когда она, накормив его, вручила еще и большой пакет с едой в дорогу, а он обнял ее и не хотел выпускать из рук, но все хорошее кончается, и вот он сидит в купе, смотрит в окно, а видит ее, свою желанную и неповторимую.
– Ну что приуныли, братцы-кролики. Не пора ли отметить день отъезда? – оглядел свою команду веселый Березко на правах старшего по возрасту и по должности.
