написал он как-то сыну в ответ на его письмо.
Все равно Николай испытал радостное чувство, читая его короткое письмецо, обнаруженное им в почтовом ящике при очередной инспекции своей комнаты в коммуналке.
«Здравствуй дорогой сынок. Посылку получил, за нее очень благодарен, я очень рад. Краски, кисти, и питание. Самое главное просуществовать апрель, работа будет в Алатыре, в Атрати, в общем как бог даст, было бы здоровье. Поживем увидим.
Митя тоже пишет тебе письмо.
Мои документы Республиканский ВТЭК отослал в Ленинград для определения группы инвалидности? Надеюсь.
Желаю тебе успехов в учебе, и здоровья. Сам я дряхлею, пока креплюсь. Хотелось бы еще поработать в храмах.
Ну пока. До свидания, привет от нас твоей семье. Отец.»
Одинокий, пьет каждый день, как все фронтовики, хорошо еще, брат есть, поддерживает. Дядя Митя тоже инвалид войны, на протезе, но он не такой разгульный, как отец, куркуль тот еще, как говорят о нем соседи, но не им судить, у самих рыльце в пушку.
У отца широкая натура, он художник. Заработает денег в какой-нибудь церкви, где пишет иконы, делает росписи на стенах, и пьет потом напропалую с друзьями-приятелями, пока не спустит все до последней копейки.
В Алатыре пьяниц много, они солидарны, кучкуются, ведут душещипательные беседы, выпивают, и отцу всегда нальют стакан, другой. Помнят его щедрую натуру, знают, заработает он, снова все будут гулять, как в последний раз.
Так размышлял Николай, пока ехал от Профсоюзной до проспекта Мира. После ужина он дал Оле прочитать послание отца.
– Вот видишь, неужели трудно отцу родному посылку послать? Порадовать его.
– Как – будто ты не знаешь. Эта учеба меня так подкосила, ни времени, ни денег. Ты мой ангел-спаситель. Спасибо тебе.
Это было второго апреля, а через два дня пришло письмо уже от дяди Мити. Николай как знал, снова приехал за учебниками, а тут на тебе, родные завалили письмами. Как приятно.
Дядино письмо оказалось пространным, писал он с юмором и сарказмом, как и говорил, но так, что племянник ясно представлял все, что у них там происходит и хотелось повидаться с ними как можно скорее. Лучше летом.
И он с удовольствием перечитал его еще раз:
«Здравствуй Коля! Ко мне можно сказать не пришел, а прилетел отец. На его лице была выражена большая радость и хорошее расположение духа. Эмоции были улыбка и с довольно приятным смехом. Я ему говорю, выкладывай что у тебя?
Он не торопится с ответом, а продолжает широко улыбаться. Затем говорит: Вот догадайся, почему я в таком настроении и у меня такая радость?
Я говорю ему: У тебя такое настроение бывает как редкое явление. Дай бог, чтобы оно было почаще.
Ты знаешь, мне сын Коля прислал посылку.
Ах вот в чем дело и почему у тебя такая радость. И он стал с великим достоинством перечислять, что было положено в посылке. Обещал и нам кое-что принести.
На другой день пришел и принес московские картофельные оладьи. Я стал их выпекать, и мы с Марией Дмитриевной попробовали, они нам очень понравились.
Мы правда добавили немного муки для прочности при жарении. Отец посмотрел, попробовал, вкусно. А когда пошел к себе домой, сказал: Буду готовить только так.
Я ему в ответ: Ну вот понемногу хозяйствуй вокруг да около плиты, так будет лучше, чем бродить по городу.
Признаться по правде Коля, отец стал пить одеколон, а еще хуже это «синие глазки», так называют любовно ярые алкаши стеклоочистительную жидкость.
