Не хотел он ехать на дачу – что там зимой делать, – но жена настояла. Хотела проверить, как там да что… ну, с ней спорить – себе дороже. Опять же, им, как пенсионерам, проезд бесплатный…
Нинель Ивановна вошла в комнату, поставила на пол сумку с продуктами, повернулась к холодильнику…
– Максим! – проговорила строгим деревянным голосом. – Я тебе сколько раз говорила – холодильник нельзя оставлять закрытым! Там, небось, плесень развелась! Теперь мне полдня его отмывать придется… на холоде-то…
– Нинуля, – плаксивым голосом возразил Максим Максимович. – Что ты такое говоришь? Само собой, открыл я этот клятый холодильник! Что же я, не понимаю?
– Открыл, да? А это что? У меня что – глаз нет? Я что – не вижу, когда он закрытый?
– Ну, Нинуля, наверное, он как-нибудь сам захлопнулся! От сквозняка или еще отчего…
– Отчего, интересно? Или я тебе не говорила, что нужно стул приставлять? Приставил бы стул, так никакой сквозняк… а так мне отмывать его придется!
С этими словами Нинель Ивановна открыла дверцу холодильника, на всякий случай задержав дыхание…
И тут же, не издав ни звука, сползла на пол.
– Нинуля, ты что? Тебе плохо? – Максим Максимович кинулся к жене, похлопал ее по щекам. Когда это не помогло, вытащил из сумки бутылку минеральной воды, откупорил, плеснул на лицо жены, приговаривая:
– Нинуля, да что же с тобой… как же я теперь… сюда, небось, и «Скорую» не вызовешь…
Нинель Ивановна хрипло выдохнула, села, вытаращив глаза, уставилась на мужа безумным взглядом и воскликнула:
– Кто эта женщина?
– Что? – пролепетал Максим Максимович удивленно. – Что с тобой? Ты бредишь, Нинуля? – Он проверил рукой лоб жены – нет ли у нее жара. Жара не было.
– И нечего на меня переводить стрелки! – сквозь зубы процедила Нинель Ивановна. – Еще раз спрашиваю – кто эта женщина? И не пытайся меня обмануть!
– Да о ком ты говоришь?
Максим Максимович проследил за взглядом жены, повернулся к открытому холодильнику…
Первым делом ему бросились в глаза лиловые ирисы на желтом фоне. Совершенно неуместные на промерзшей зимней даче.
И только потом он увидел лицо с широко открытыми глазами.
Лицо молодой женщины.
Впрочем, с некоторых пор Максиму Максимовичу казались молодыми все женщины до пятидесяти лет.
На улице Карбышева на стоянке машин было совсем немного – время рабочее, все по делам разъехались, а здесь обычно люди только вечером паркуются.
– Привет! – услышал Лебедкин из ближайшей машины. – Заждались уж тебя.
Из будки показался сторож – немолодой мужичок с кривыми ногами, в старой меховой ушанке, причем одно ухо торчало вверх, как у старого барбоса.
– Чего такое? – недовольно заверещал он. – Машина в угоне, что ли? У меня все дела в порядке.
– Тихо, дед, не паникуй раньше времени! – повернулся к нему Лебедкин. – Ты лучше честно скажи, что про эту машину знаешь? Видел ее раньше?
– Первый раз она сюда встала.
– Кто она?
– Да баба эта, хозяйка!
– Давай по порядку.
– Да что там… ну, дней пять назад… у меня точно там все конкретно записано, – мужичок махнул рукой в сторону будки, – подъезжает «Шкода» эта, она, то есть хозяйка, спрашивает, можно на временную стоянку? Ну, раз места есть, я и разрешил. Мне-то какая разница? Заплатила она за неделю – и отчалила.
– Как отчалила? На какой машине?
– Пешком. А куда пошла – я без понятия.
– А с ней в машине никого не было?
– Не-а, сама за рулем, в машине никого.
– А вещи у нее какие были?
