Сажусь рядом с Настей и беру из её тарелки последний кусок стейка и, откусив, смотрю на неё. Настя сглатывает, слишком явно, но на меня вроде не обращает внимания.
Не так ты и спокойна, Настенька, как хочешь казаться.
Я окидываю комнату взглядом и понимаю, что чего-то не хватает.
Смотрю в окно: метель не унимается, только ветер стих немного. Через дорогу видны заснеженные ветки сосен.
И у меня мелькает сумасшедшая мысль.
– Нужно хотя бы ёлку нарядить, раз мы здесь застряли, – говорю я, и всё так же смотрю в окно.
Но боковым зрением замечаю, как Настя переводит удивлённый взгляд на меня.
– То есть, ты сейчас хочешь сказать, что мы с тобой никуда отсюда не уедем до вечера? – встревоженно спрашивает Настя, а у меня губы непроизвольно растягиваются в коварной улыбке.
– Ну, если твоя голубая кровь готова толкать машину до Москвы или хотя бы до трассы, то мы можем попробовать. А учитывая, что метель не стихает с ночи, то сейчас вся техника занята основными маршрутами, и сюда они доедут только к завтрашнему дню, в лучшем случае.
Поворачиваюсь к Насте и просто тону в синеве её огромных глаз. Вот почему она осталась такой же невероятно красивой. А этот её вид так отдельная тема.
Невольно сравниваю её с Кариной и понимаю, что та никогда бы не надела на себя вещи, которые кто-то уже носил до неё. Она ни разу даже моим полотенцем не вытиралась. Карина всегда привозит всё, что ей будет нужно, с собой.
А эта «голубая кровь» сидит в моих шортах и футболке. Всё слишком ей велико, но её, по всей видимости, это не волнует.
– Ну, ёлку так ёлку, – вздыхает Настя. – А есть хоть чем наряжать?
– Где-то был ящик с игрушками и гирляндами, – отвечаю я хрипло.
– Тогда тащи, будем делать хоть что-то отдалённо напоминающее празднование Нового года.
Мы говорим это всё друг другу, но с места не двигаемся, будто ждём, кто же первый встанет или сделает хоть какое-то движение.
А двигаться нужно, вот только куда и для чего?
Анастасия
Что самое сложное в отношениях людей, которые когда-то знали друг друга? Правильно – всё!
Как только Миша уходит в душ, меня начинает бить озноб от осознания того, что же мы наделали. Но вот ни единой капли сожаления не промелькнуло. По крайней мере, у меня. А вот резкие, отрывистые движения Миши говорят о другом. Он-то как раз сожалеет. Ну да ладно. Он мальчик взрослый, справится.
Поднимаюсь с кровати и осматриваюсь вокруг в поисках своих вещей, но, найдя их, понимаю, что это уже носить не выйдет. Оглядываюсь вокруг. Натыкаюсь взглядом на шкаф. Подхожу к нему и, открыв, просто утопаю в мужском аромате. Как же невероятно он пахнет.
Зажмуриваюсь от удовольствия и вдыхаю несколько секунд запах вещей. Провожу рукой по стопке футболок и, взяв одну, зарываюсь в неё лицом.
Ты полная дура, Настя. Он никогда не поймёт, почему ты так поступила. Да и объяснить ты ничего не сможешь. Нет смысла в этом. Слишком много времени прошло.
Надеваю его футболку и тону в ней. Она сидит на мне, будто платье, но я всё же решаю спрятать и ноги. Просмотрев ещё несколько ящиков, нахожу шорты. Они мне как укороченные брюки, но зато круто. Вот только приходиться несколько раз подтягивать завязки, чтобы шорты не спадали с меня.
Поворачиваюсь к зеркалу и смотрю на своё отражение. Видела бы меня сейчас бабушка. Её бы удар хватил. Но внутри просыпается девочка-бунтарка, и я закручиваю волосы в гульку, скрепляю их ручкой, что нахожу на столе, рядом со шкафом. Оглядываю себя и начинаю улыбаться, как идиотка, пока не натыкаюсь на свой же взгляд.
