Как и договаривались, Березин помог навести порядок в больнице. Она оказалась совсем небольшой, на двух этажах уместилось всего полтора десятка помещений, считая пару чуланов, да морг с топочной в подвале, к счастью на разных концах здания. Починили и поправили окна, проверили паровой котёл в подвале, привели в порядок водопровод, который здесь, к огромному облегчению Антонины, имелся, пусть и без нагревателя. Собрали основную грязь и пыль, раздобыли какую-никакую мебель, грубое сероватое постельное бельё и много других мелочей. Операционная, две палаты рядом с ней, приёмный кабинет врача и морг пусть не вызывали восторга, но и не повергали больше своим видом в отчаяние: можно работать, можно размещать людей.
Антонина долго раздумывала над тем, что попросить для больницы, хотя бы из первостепенно важного, и составляла список, потом ещё старательнее сокращала и вычёркивала, затем – вписывала обратно, но наконец определилась. Она знать не знала, сколько всё это могло стоить в Петропавловске и было ли там вообще. Березин не ограничивал её в тратах, но здравый смысл подсказывал, что стоит поумерить пыл. Однако микроскоп она всё же попросила, он и для судебно-медицинского эксперта незаменим.
Немного пришлось поработать и по специальности, что Антонина встретила с облегчением.
Умер от воспаления лёгких мужчина, которому она предлагала помощь, и хотя было его жаль, но куда больше в её чувствах было облегчения. Могли бы и в сглазе обвинить, и ещё бес знает в чём, со здешними-то суевериями! Благодарить за это, конечно, стоило не сознательность горожан, а собственную привычку не бросаться словами. Пусть она и предполагала такой исход, но Антонина не стала запугивать больного возможной смертью, так что, даже если кто-то знал о её предложении помочь, к этому случаю не привязали.
Больной старик скончался от апоплексического удара. Здесь родня брюзжала, что нечего лезть к покойному, но хватило одного строгого взгляда Березина и его короткого «положено». К счастью, там удалось обойтись без вскрытия, одним осмотром. Старик давно болел, и это был лишь закономерный итог.
Произошла и пара более занятных случаев: в сети попался недавний утопленник в русской одежде, а ещё один охотник обвинял другого в нападении и в качестве свидетельства предъявлял лёгкое ранение бедра.
Первого в конце концов удалось опознать, это оказался рыбак Грущенко, славный своей привычкой закладывать за воротник перед выходом на промысел: уверял, что так рыба лучше клюёт. И до поры ему везло, но что-то пошло не так. Из повреждений на теле нашлись только следы от сети: по всей видимости, пьяный рыбак вывалился из лодки, запутался, да так и утоп. Жуткая смерть, никого, однако, не удивившая: рано или поздно подобным должно было кончиться, с рекой – по мнению остальных рыбаков – шутки плохи, не меньше, чем с морем.
С раненым всё оказалось ещё интереснее, потому что Антонина установила самострел. Отнекивался охотник недолго и вскоре сознался Сидору, что хотел подставить более удачливого соперника. Для разнообразия не из-за женщины, а из-за богатой добычи. После этого горожане начали поглядывать на Бересклет иначе, с некоторой задумчивостью, но по-прежнему не спешили идти за помощью.
Жаловаться на отношение Антонина тем не менее не стала бы, в глухом углу приезжую могли встретить в штыки, а здесь приняли мирно. Своей не считали, но надо ли ей такое? Вряд ли она задержится тут надолго.
