Мел - страница 4

– Вот видишь какой паренёк, а ты…? – причитала бабушка, вытирая глаза платочком.

Егор тогда так и не понял, что значило это «А ты?». В любом случае это всё его более, чем напрягало. Пару раз он даже плакал, сидя у себя в комнате.

– Может мне тоже нужно умереть? – шептал он, вытирая слёзы.

Но потом Егор замолчал, перестал обращать внимание на чужие слова, да и на слова родных и близких тоже. Всем мил не будешь. С тех пор он и молчит, когда его что-то беспокоит, потому что привык, что ему никто не верит. Он понимал, что не оправдывает надежд семьи, и вся любовь теперь достается младшему брату, который никаких «проблем с головой» не имеет. Боря всё умеет, ходит на танцы и занимается карате. Вся его комната увешана дипломами и медалями. Бабушка его очень любит, а Егора это вполне устраивает. По крайней мере, к самому Егору теперь никто не лезет со сравнениями и нравоучениями. Правда, младший брат имеет нездорово высокую самооценку и всегда довольно приподнимает голову, как утка, когда его хвалят. А хвалят его всегда, и за всё.

Егор тряхнул головой, отгоняя весьма неприятные воспоминания, и снова глянул в окно. На дереве, у окна, сгорбившись сидела чёрная птица, она тряслась и была то ли больна, то ли слишком стара, для того, чтобы просто встрепенуться и улететь с подмёрзшей ветки. Парень присмотрелся, достал из кармана телефон и направил камеру к окну. На камере отобразилось окно с пустым, и совершенно голым деревом. Он резко отдернул телефон. На дереве всё продолжал сидеть ворон, только теперь его взгляд был направлен прямо к противоположной от себя стороне окна. Глаза чёрной, как смоль птицы, были абсолютно белые, и почти сливались с окружающей обстановкой. Птица сидела неподвижно, будто чучело, или статуя. Ни радужки, ни зрачка, никакого движения в пустых глазах, если так вообще можно назвать то, что было на месте зрительного аппарата птицы. Но выглядел ворон изучающе, будто пытаясь прочесть мысли парня по ту сторону окна. Как слепое существо могло наблюдать? Егор был уверен, что птица слепа, но белоснежные просторы начали слепить его самого. Парень попятился, и трясущимися руками снова направил камеру в сторону окна. Картина была той же, абсолютно обычное окно, с абсолютно обычными ветвями голого дерева. «Какого х…?», – чуть было не вылетело у Егора, но он сдержался.

В аудитории звенела тишина, только сейчас парень заметил, что в аудитории не было ни звука, он слышал лишь своё сбивающееся дыхание. Ни шебуршания листов и скрипа стульев, ни революционно-лекционной речи Иваныча, ни звука. Всё это время он был повернут прямо к окну, и никак не контролировал то, что происходило сзади и сбоку. Почему-то стало не по себе, руки тряслись как выброшенная на берег рыба, и Егор выронил телефон из рук. Гаджет по-настоящему громко грохнулся на стол, так, что парень соскочил со стула, сам не поняв, чего он больше испугался. И снова тишина. Кое как справившись со страхом он обернулся и подпрыгнул. Все находящиеся в аудитории смотрели прямо на него, совсем не шевелясь. Ну, как смотрели…? Скорее были повернуты в его сторону. Глаза белые, будто покрытые пеленой, абсолютно такие же, как и у злосчастной птицы. Парень попятился назад и вжался в стену спиной, холод от неё раздался по всему телу, но ощущать это было куда приятнее, чем то, что происходило вокруг. Для галлюцинаций – это было слишком уж реалистично, да и такого раньше не было ни разу. Егор судорожно начал думать. Бежать? А вдруг они накинутся? Да и какие такие они? Кто это вообще? Ну, кто это, было более-менее понятно. Это такие же обычные студенты, просто с белыми глазами и неподвижными телами, которые непонятно чего вообще хотят. Всего то… Егор нервно хихикнул, но тут же, будто испугавшись сам себя, замолчал. Он так бы и стоял, вжавшись в стену, но взгляд упал на свалившийся из рук телефон, который всё так же лежал на столе.