Перво-наперво запечная кикимора замесила теста дрожжевого на скорую руку и изжарила на бабьей плите кругленький, толстенький, духовитый, весь в дырочках – как же его, блин, назвать-то? «А вот так, блином, и назовем», – порешило собрание. Леший тут же к блинам меду из колоды выставил, домовые – сметанки свежей, водяной – икорки осетровой, севрюжьей да белужьей. Получилось и ярко, и вкусно, и аппетитно.
Ну дичи, конечно, нажарили: тетеревов там, фазанов с перепелками. Стерлядь, само собой. Ну и пирогов с зайчатиной. Капустки квашеной с брусникой – без этого никак нельзя! Лебедей было поставили, да они жестки оказались и рыбой подванивали, так что лебедей похерили. Зато расстегаев с вязигой придумали ловко. Сами же и умяли. Так что для макета пришлось еще пару десятков сотворить и горяченькими на стол выставить.
Вроде с едой получилось неплохо. Чего бы еще? Тут избушка изощрилась и сотворила кулебяку, да завернутую на четыре угла: с мясом, капустой, грибами да лососинкой. Ну вот! Теперь ни перед каким Мерлином не оплошаем!
С посудой расстаралась Яга – ендовы лаковы, блюда все серебряны, а которые под дичь и стерлядь – так даже и золотые!
Только и осталось придумать, чем запивать. Настоек и водок всяких и придумывать нечего, знай выставляй на стол. А вот легкого питья, чтобы невесте было чего отхлебнуть – тут и запнулись. Не водой же поить красавицу и умницу…
Спасибо, одна русалочка, которую и не звали, а просто позволили примоститься на сундуке, голос подала. Придумала для радостного случая квас делать из ржаной муки и солода. Сей же час и остальные налетели – каких только квасов не наделали: и с пахучими травами, и на меду, и с березовым соком, и с ягодами.
Расставили кувшины да братины – наглядеться не могут. Меню скатерти-самобранки утвердили единогласно.
А Мерлин что ж? Подарил меч-кладенец. Всего и делов-то!
У этой золотой рыбки был сварливый характер. Когда-то она жила в аквариуме, но вечно затевала там всякие склоки. Она запугала гуппи, вуалехвостки демонстративно поворачивались к ней спиной и прикрывались вуалями хвостов, а неонки вообще превратились в группку трепещущих неврастеников.
В конце концов матрос, менявший воду в аквариуме в кают-компании пассажирского лайнера, как бы по рассеянности не посадил ее обратно в вычищенный сверкающий эллипсоид с заманчивыми водорослями, улитками и замками, где ее обреченно ждали другие обитатели, а выплеснул вместе с водой из банки в иллюминатор. На корабле воцарилось умиротворение, а океанские воды обогатились еще одной вздорной персоной.
В море рыбке не понравилось. Тут она была самая маленькая. Акулы и скаты проплывали мимо, не замечая. Спруты ссорились между собой в ее присутствии, а ей не удавалось подлить в огонь их ссоры ни капли масла. Даже старик, который ловил неводом рыбу, достал из сетей несколько сардин и кефалей, а ее небрежно выбросил обратно вместе с тремя барабульками и парой неизвестных мальков.
Однажды ей удалось пристроиться в свиту к одной нереиде, которая носила шлейф из маленьких ярких рыбок, постоянно следовавших за ней в кильватере. Но там золотая рыбка не прижилась: хозяйка дорожила умением своей команды делать поворот «все вдруг», а характер золотоносной особы – не для участия в массовках: она уклонялась от ежедневных тренировок и была уволена сразу по окончании испытательного срока.
