Заголовок газеты тоже был примечателен; это были иностранные новости из блока Щита – ближнего соседа стран Молота. Самых обширных и богатых земель, где процветали компании и многочисленные земли “очищались” огнём и мечом.
Новости гласили: “Крышесносное оправдание! Финальная речь мятежника-анархиста закончилась самоубийством прямо в суде с помощью револьвера наёмницы” и “Ивет Киптокен признался, что вся группировка Попугаев, участвовавшая в убийстве сенатора Маггогра, состояла из тех, кого он заколдовал”. Одному событию в подробностях посвятили аж весь газетный разворот.
Читая подобные новости, эльф только надменно посмеивался, аки герцог, но прочитав очередной отрывок, не выдержал и засмеялся в голос, чем распугал с ближайшей ветви ворон. Его смех, мелодичный и вызывающий, по правде говоря, пугал малочисленных разумных, что оборачиваясь на него, прогуливались по парку. Впрочем, мало ли во Франгире умалишенных?
Однако эльф не просто так просиживал свои штаны; он долгое время ждал, пока не почувствовал лёгкий зуд на коже и не прислушался к нему.
В нескольких кварталах отсюда ему подал сигнал его магический питомец-фамильяр. Ожившая тряпичная кукла с зелёными пуговицами вместо глаз заметила кое-что. Сложив газету, эльф поднялся и чуть подпрыгивающим лёгким шагом направился в обозначенное место. Время пришло.
Выбравшись из парка, он свернул в переулок между бледно-жёлтыми домами, украшенными древней дварфийской резьбой. Утром здесь зачастую встречались только торговцы на первых этажах, пересекаясь с поставщиками свежевыращенной еды, а вечером – уставшие работяги, весь день тянувшие ящики в порту и сейчас выбравшиеся на перекур.
– Эу, а ты чадлова хрена забыл тут, остроухий?!
Чего эльф решил не учитывать в плане, так это последних. Пробегая по переулку, он почти незаметно проскользнул мимо группы работяг, раскуривавших грубые табилярные папиросы (из водорослей – табилярий, дешёвых и сухих). Его окликнул дварф.
Эльф тем временем даже внимания не обратил, попытавшись проскользнуть мимо, но крепкий орк крепко ухватил его за шиворот.
– Чего здесь трёшься, падаль? – рыкнул он, повернув хрупкого эльфа к себе лицом. Кепка слетела в грязь, показавшись радужной стороной наружу, а в белых волосах отчётливо стали видны отдельные нити, кожа на шее была такой сухой, что стала больше похожа на кусок текстиля.
Но эльф, даже будучи одёрнутым, широко улыбнулся, бесстрашно взглянув в глаза орку. И не он был тем, кто моргнул первым.
– Господа-работяжки, рабочие и портняжки, бородатые и засаленные, ах я бы рад поговорить, но меня не-ждёт старый друг! Ох мне бы побежать!
Он выхватил из-под полы плаща длинную толстую швейную иглу, обмотанную руническими пергаментными полосками на манер рукояти, что свились цветными нитками: красными, зелёными, фиолетовыми, белыми, синими и всеми остальными.
Орк, увидев странное оружие, попытался ударить эльфа, но тот танцевальным движением дёрнулся прочь из его руки, а ту в мгновение ока оплела цветная паутина.
Движимая чудным заклинанием, паутина распространялась, выстреливая волокнами; те вцеплялись в стены домов и уличную грязь. Хватали работяг за руки, обвивая их пальцы и ломая папиросы. Облепили рты и шеи, на секунду перехватив дыхание.
Весь переулок стал похож на странное прибежище цветастой аномалии; он был забит неравномерными паутинными полотнами, в которых застряли мычащие и рычащие работяги, чей день только что был интересно разноображен встречей с волшебником.
