Некоторые такие искатели объединялись в определённые группы – идеалисты, вигиланты, простые бандиты, неофициальные исследователи, церковные фанатики – но чаще всего именно что небольшие группки “искателей”. Простые, действующие в общих интересах. Зайти, найти то, что может показаться ценным, вынести, защитить друг друга или вытащить из щекотливой ситуации, ну или развеять весь кайф от одинокой дороги своим присутствием.
Ивет и без того всю жизнь провёл в группах похожих энтузиастов, но прожить ещё кусок жизни, как предыдущий, он не хотел.
Последний раз они говорили ранним утром. Одноглазая и Ивет, не зная даже имени друг друга, встали на пороге заправки, поделившись друг с другом то сигареткой, то огнём. Оба были облачены в походные костюмы: плотная изолирующая ткань, сапоги, укреплённые пластины и тёплые подкладки.
– Если бы ты остался, было бы проще… Из всех них, – она кивнула на заправку, выдохнув в туманный воздух облако белого дыма, – ты наверное тот, с кем можно было бы иметь дела.
– Ты льстишь тому, кто дулю с маком знает про туманы, – улыбнулся ей Ивет. – И я рад был бы узнать больше, но думаю, не в этом наша судьба.
– А в чём? – одноглазая приподняла бровь. – Я без понятия, есть ли судьба у меня или во мне. Лишь долги и отсутствие хороших вариантов. А у тебя?… Дать кому-то тепло и уйти?
Ивет горько усмехнулся; может быть у неё и был один глаз, но видела она его насквозь. Притворство и актёрство – он этим жил, а не скрывался за этой маской. И всё что его действительно волновало, наверняка всплывало наружу… Возможно, оно волновало только маску, а он уже сам потерял правду.
– Может быть и так, – он посмотрел вперёд, затянулся и выпустил дым в виде птицы, и та, взмахнув крыльями, исчезла в тумане. – Эльфам для того и был дан возраст; мне нужно помнить, что я всего лишь история в чьей-то жизни. Как и ты в моей… Разве я могу позволить привязаться на сотню лет, чтобы потом потерять? И сколько раз я пройду через это?
Птица вернулась из тумана, раскрыла крылья, и внезапно в неё вонзилось туманное копьё, пробив её насквозь. Она дёрнулась, полетела вниз и исчезла, распавшись.
Ивет бросил сигарету.
– М-да, – хмыкнула она и посмотрела на него. – Но я ведь даже не прошу тебя о сотне лет, просто…
– Я слышал однажды историю, – начал Ивет, затирая окурок носком ботинка. – Она о двух людях, что ушли слишком далеко на север. Это произошло тут, в Моновиуме, средь холодной северной тундры. Это был исследователь и его помощник, которого первый повёл за собой. Помощник очень любил исследователя; он был готов пройти за ним на край света, если бы тот попросил.
Ивет хмыкнул, посмотрев на одноглазую. У той же в глазу был лишь пепел.
– Они ехали на собачьей упряжке очень долго. Один день, второй. Исследователь водил их кругами, а его помощник верил каждому его слову, стараясь заставить умолкнуть голос собственного разума… В конечном итоге они нашли пристанище в пещере, которую выбрал исследователь, оба уставшие. А на стенах древние надписи и грибы, ещё не описанные наукой.
Он замолчал, посмотрев на неё.
– Исследователь не просто так привёл его туда. Он принёс своего помощника в жертву, следуя своим безумным идеям, в которых сам не был уверен. Он решил, что может так поступить, потому как помощник был глуп и любил его. А он? Он был старым и опытным гнойным пряником, – он фыркнул. – Он не знал только одного; его помощник, даже принесённый в жертву грибам, восстал из мёртвых и убил исследователя. И даже тогда – ни живой, ни мёртвый, он надеялся, что сможет вернуться в город, хотя сам не понимал, как жил, и видел, что его распоротое брюхо стало пристанищем для грибницы, сгноив его плоть…
