- Работа не для женщин, между прочим, - сказала я, отряхивая с ладоней муку. Я была вся обсыпана мукой, и платье впору было стирать заново. Спина ныла, и я выгнулась, уперевшись в поясницу кулаками. – Это у него три мешка. А если бы было десять?
- Не развалилась? – огрызнулась Жонкелия.
Но и она чувствовала себя не лучше. Я видела, что старуха с трудом разогнулась и помассировала поясницу. Да, без работников на мельнице трудновато. Но судимые нам тут точно ни к чему.
Мы доплелись до мельницы, Жонкелия подсыпала муки в закваску и тут заметила корзину, в которой сиротливо лежали два яйца. Я думала, она разворчится, но старуха только вздохнула.
- Всё норм… хорошо, - успокоила я её. – Нам поесть хватит, а прикормить дядьку надо было. Я ему такой омлет сделала, что он его до конца жизни не забудет и другим расскажет. Это сработает, как приманка. Понимаешь?
По скептическому виду Жонкелии было ясно, что она понимала только одно – я взялась суетиться по заведомо проигрышному делу. Но я точно так не считала. Не собиралась считать.
Мы смели всю муку с жерновов, и Жонкелия понарассказала мне страшных историй о том, как горят мельницы, на которых не убирают рассыпавшуюся муку. Что-то подобное я слышала в своей прежней жизни, поэтому не стала спорить. Остаток дня я посвятила кухне – выволокла все кастрюли на песочек к берегу и отдраила их песком. В хозяйстве нашлись пара отличных сковородок, металлический лист для выпечки, кастрюли и отличный кофейник.
Я натирала песочком пузатые бока кастрюль, посматривала то на дорогу – вдруг приедет ещё кто-нибудь молоть зерно, то на озеро – не выплывет ли оттуда какая-нибудь страхолюдина, но всё было тихо и спокойно. Слишком спокойно. Солнце припекало почти по-летнему, птицы пели на разные голоса, озеро мягко колыхало синими волнами, но никакого умиротворения от единения с природой я не испытывала. Наоборот, что-то тревожило всё сильнее и сильнее. Несколько раз я резко оглянулась, потому что мне казалось, что за мной кто-то наблюдает. Но берег был пустым, Жонкелия топила печь, громыхая то поленьями, то заслонкой, и я мысленно обозвала себя трусихой и паникершей. Ага, сейчас вылезут из озера страшные зубастые моргелюты…
Осторожное покашливание за спиной заставило меня подпрыгнуть. Я уронила кастрюлю, и она покатилась к озеру, плюхнувшись на мелководье. Но я смотрела не на кастрюлю, а на человека, который появился рядом так неожиданно, словно из-под земли вырос. Он был не слишком молод, но и совсем не стар. Лицо невнятное, незапоминающееся, по которому трудно определить возраст – все что угодно от тридцати до пятидесяти. Светлые волосы были уложены аккуратными волнами, а под распахнутым камзолом табачного цвета виднелась темно-зеленая жилетка, с серебряными пуговицами. В руках мужчина держал чемоданчик и разглядывал меня с такой приторной благожелательностью, что мне тотчас захотелось самой потереться песочком – чтобы очиститься от этого липкого взгляда.
- Здравствуйте, хозяйка, - сделал мужчина полупоклон. – Судья Кроу попросил меня навестить вас. Как ваше здоровье? Что-то беспокоит?
«Доктор», - вспомнила я и от души пожелала судье свалиться с коня за такую заботу. Вот зачем мне доктор?!.
- Благодарю, я прекрасно себя чувствую, - чинно ответила я. – Судья Кроу проявил излишнюю заботу, мне не требуются ваши услуги.
Пусть он уйдет, этот приторный доктор с невнятным лицом. Всё нормально! Не стоит беспокойства! Топайте уже, топайте! Но он не торопился уходить.
