Он медлил уходить, выразительно посматривая на печь, и мне, скрепя сердце, пришлось сболтать омлет и ему, использовав два последних яйца. А господин Ларк в это время болтал, не затыкаясь, расписывая, каким замечательным человеком был мельник Бриско – добрым, веселым, услужливым. Доктор, похоже, не собирался уходить и после того, как откушал угощения, но я вежливо подсказала, что скоро стемнеет, а дорога – не из тех, чтобы бродить в темноте.
- Значит, ваш сын был замечательным человеком? – спросила я у Жонкелии, когда доктор отправился обратно в деревню. Мы со старухой смотрели ему вслед – как он неуклюже перепрыгивает с ухаба на ухаб и поддергивает штанины, перебираясь через лужи.
- Ну, был, - ответила Жонкелия мрачно.
- И поэтому заработал серебряную пулю?
Она засопела недовольно и напомнила:
- А где кастрюли?
- Остались на берегу, сейчас принесу, - ответила я и пошла забирать посуду, которую так и не довела до ума.
Собрав котелки, чашки и сковородки, я не смогла найти одну кастрюлю и вспомнила, что уронила ее, когда пришел доктор. Кажется, кастрюля укатилась к воде… Я побродила по мелководью, но кастрюлю не нашла. Неужели, ее унесло волной? Вот ведь я кукушка! Проворонила кастрюлю!
Возвращаясь на мельницу, я ругала себя за растяпистость, и вдруг остановилась, как вкопанная. «Сердце бьется…», - так сказал доктор Ларк. Причем тут сердце? Или… или доктор пришел, чтобы убедиться, что Эдит – живая?..
Фу, какие глупости! Я решительно пошла к мельнице, гремя посудой.
Поужинали мы с Жонкелией пресными лепешками – ужин так себе, но лучше, чем ничего. Она просеяла муку, которую заработали утром, погасила свечи, и мы отправились спать. Я устала за день и уснула почти сразу же. И это было хорошо – потому что мне не хотелось ни о чем думать. Ни об этом мире, ни о том. Подумаю обо всем завтра…
Во сне я опять видела судью. Он крался по мельнице, зашел в спальню и смотрел на меня, наклоняясь над моей постелью всё ниже… ниже…
Я вскочила, как встрепанная, протирая глаза и оглядываясь. Разумеется, в комнате никого не было, кроме меня и Жонкелии.
- Остаточная меланхолия, - пробормотала я и начала одеваться, стуча зубами от холода. Если до первого снега мы не застеклим окна, то точно однажды не проснемся.
Одевшись, я немного согрелась, решила не будить пока Жонкелию, и спустилась на первый этаж, чтобы дойти до кое-какого места, куда хотелось прогуляться утром. Но дойти я не успела, потому что увидела пустую чашку, в которой со вчерашнего дня должны были остаться две лепешки – нам на завтрак. Лепешек не было.
И это точно не было помешательством!
Я подбежала к двери, проверяя засов, но она была заперта изнутри. Значит, залезли в окно!
Высунувшись в окно до пояса, я никого не увидела, зато услышала. Вернее не услышала. Не услышала скрипа мельничного колеса.
Забыв о лепешках, я бросилась на улицу, пробежала по мосткам, опустилась перед неподвижным колесом на колени и сунула в воду руку.
Так и есть!..
За ночь колесо снова было опутано водорослями. Новый день на чертовой мельнице начался.
6. Глава 6. Квест "Очень развесёлая мельница"
Обрубив напрочь все водоросли, я стояла на мостках, сжимая в руке тесак, и с ненавистью смотрела на колесо, которое молотило лопастями.
Да что же это такое! Что тут за водоросли растут! Мутанты какие-то, а не водоросли!.. И очень выборочно растут – только на том пятачке, где колесо, а в других местах – почему-то нет. А ведь такими темпами, они бы за неделю всё озеро забили!..
