Дело оставалось за малым – надо было разжиться растительным маслом, чтобы сболтать майонез. Жонкелия пришла в ужас, когда я объявила, что иду в деревню, чтобы купить постного масла.
- Ты шиковать решила?! – она только что руки не заламывала от горя и печали. – Какое масло?! Дверь надо починить!
- Починим, - деловито сказала я, заплетая боковые прядки в косички, чтобы волосы не лезли в лицо. – Но пока нам нужны вклады в будущее. Поэтому я иду в деревню, а вы займитесь луком. Начистите штук двадцать больших луковиц к моему возвращению.
- Зачем тебе столько лука? – Жонкелия молитвенно вскинула руки. – Ты точно не фея. У феи не может быть таких бредовых затей.
- Прекращаем ныть и начинаем работать, - бодро заявила я. – Это теперь будет нашим девизом. Вот увидите – я раздобуду масло, и всё пойдет, как по маслу!
- Слышала уже такое, - заворчала старуха, выбирая корзину побольше и отправляясь в огород. – Лучше бы раздобыла мужика!
- Примитивно мыслите, - вздохнула я. – Дались вам эти мужики? Что сможет сделать мужчина, чего не сможет сделать женщина с головой?
- Курятник починить, - огрызнулась старуха.
Я досадливо махнула рукой и отправилась в Тихий Омут, сжимая в ладони три заветных грошена.
7. Глава 7. Что можно увидеть в медном чайнике?
На деревенской площади возле колодца стояли в очередь за водой девы из Тихого Омута. Нет, правда, их так и подмывало назвать с пафосом и торжественно – девы. Хорошенькие поселяночки в разноцветных платьях, в белых фартучках с оборками, грациозно держали на плечах кувшины и переговаривались между собой – то жеманно поводя глазами, то хихикая, кокетливо прикрывая рты ладошками.
Все девы как одна были красавицами. Фигуры у девиц были разными, но на мордашки они все были немного похожи – у всех чудесный цвет лица, кожа – как фарфор, розовые щечки, пунцовые пухлые губы. Различались они только цветом волос и глаз. Были здесь блондинки, были девицы с каштановыми косами, черноволосые, но у всех локоны были блестящими, уложенными волосочек к волосинке, а глаза сверкали, как драгоценные камни – зеленые, синие, янтарно-карие, опушенные ресницами, под ровными соболиными бровями.
«Подиум какой-то, а не деревня», - подумала я с неудовольствием, немного закомплексовав на их фоне, но постаралась не выказать, как меня задело это внешнее превосходство. Жонкелия не считала свою невестку (а значит, и меня!) хорошенькой, а я была с ней категорически не согласна, но теперь готова была признать, что старуха права.
Девы при моем появлении прекратили щебетать и уставились на меня, провожая взглядами. Это показалось мне странным – я ведь не была холостым судьей на вороном коне. К чему бы такой интерес?
Я решительно толкнула двери в лавку Квакмайера и вошла. Внутри обнаружилась очередь возле прилавка – пять или шесть человек, и все мужчины. Я поздоровалась, глядя в стену – сразу со всеми, чтобы не пришлось никого называть по имени, ведь имен-то я и не знала. Один из мужчин – огромного роста, со светлыми волосами, топорщившимися надо лбом, как жесткая щетка, покупал табак. Он положил на прилавок монетку, и руки были такие же огромные, с крепкими широкими пальцами, в которые накрепко въелась копоть. Да, вот такого бы мужика на мельницу – и Жонкелия прыгала бы от радости. Такой и курятник бы починил, и двери, и окна застеклил…
Великан повернул голову, наши взгляды встретились, голубые глаза (совсем не драгоценные камни) равнодушно посмотрели на меня, но потом в этих глазах что-то промелькнуло, и взгляд стал настороженным, пристальным…
