Пальцы всё крепче сжимали руль, пока я разглядывал окна и вспоминал всё то, что наговорил мне отец, всё то, что наговорил ему я в ответ. Бенни же сперва выступал нашим буфером, судьёй, что разводит боксёров по разным углам ринга, ведь мы сцеплялись раз за разом и в каждом раунде проливалась чья-то кровь. Но победил всё равно рак.
– Убирайся. – Последние слова отца ведь должны звучать не так. – Больше не хочу видеть тебя в своём доме.
И вот я здесь. Сижу и понимаю, что так и не наберусь смелости открыть дверцу, выбраться на мартовский холод и сделать эти чёртовы двести шагов.
В другой раз. Как самый настоящий трус, я потянулся к замку зажигания и стал поворачивать ключ, как в стекло вдруг постучали. Я дёрнулся, попутно вдавив кнопку клаксона на руле, отчего даже «форд» возмутился протяжным гудком.
Через стекло на меня смотрел Бенни. Глазами неверующего, который увидел божественный знак свыше. Всё такой же, каким его помню. Русые волосы чуть лохматее приличного, выдающаяся щетина, словно все лезвия в доме затупились, трещинки на нижней губе от холода и ветра. Болотно-серые глаза блестели опаской и злобой – такие чувства я теперь вызывал у собственного старшего брата.
Притвориться, что я его не заметил, теперь не получится. Я хотел было опустить стекло и оставить хоть какую-то преграду между нами в виде двери для надёжности, но это ведь Бенни. Когда-то между нами не было никаких преград, потому я поступил, наконец, как мужик. Открыл эту долбаную дверцу и вышел из машины. Из-за всей этой семейной чепухи даже забыл о колене и всем весом опёрся на левую ногу, отчего болевой спазм уколол каждый нерв в теле. Я поморщился, но Бенни не так принял мою недовольную физиономию:
– Настолько не рад меня видеть, братец?
«Чертовски рад», – чуть не воскликнул я и не кинулся к нему на шею, хотя у мужской половины Джексонов не принято обниматься или проявлять хоть какие-то признаки слабости. Но мы не виделись много месяцев, и даже не говорили по телефону, поэтому я обошёлся лишь стандартным:
– Не дури, Бенни. Я скучал.
– Поэтому ты не появлялся сколько… полгода? – Пришёл черёд Бенни кривиться всеми мышцами лица. – Поэтому ты даже не позвонил на день рождения отца? Поэтому даже не приехал на её похороны?!
С каждым словом его голос повышался на октаву и сшибал меня звуковой волной всё ближе к машине, пока я не осел на неё спиной. У Бенни было право орать на меня, даже врезать пару раз, но он стоически держался. Лишь яростный багрянец окрасил его щёки, а кулаки непроизвольно сжались в два булыжника.
– Мне жаль, Бенни. Ты просто не знаешь…
– Не знаю, что? Давай, оправдывайся тем, как сильно ты был занят. Как носился со своей клюшкой, пока она умирала и вспоминала своего ненаглядного малыша Дэвиса. Как папа до последнего ждал, что ты появишься на поминках, и до последнего не опускал гроб в землю. Как ты променял родную мать и семью на славу и бабло.
Бенни выплюнул на меня всю свою боль и гнев, копившиеся в нём как в фарфоровой свинье, куда я бросал мелочь на свои первые коньки. Хотя свиньёй в этой ситуации был явно не он.
Я потянулся к брату, но тот лишь оттолкнул меня.
– Убирайся, Дэвис. – Зарычал он словами отца и опасливо оглянулся на дом. – Уноси свои ноги, пока отец тебя не увидел и не переломал их.
Леонард Видаль прекрасно справился с этим и без Рида Джексона, но я смолчал. Моё заново скроенное колено здесь вообще не при делах и вряд ли разжалобит хотя бы одного Джексона в радиусе пяти миль.
