Съев пару пирожков (мог бы намного больше, но кто даст?), Боря отправлялся во двор. Бабушке было удобно возиться на кухне и одновременно следить за внуком, болтающимся во дворе. Время от времени она выглядывала в окно и, если не находила его в обозримом пространстве, громко кричала: «Бора, ты где?»
Двор-колодец разносил её крик по уголкам, эхо выносила его на улицу. Поэтому соседи и назвали её «баба Бора».
Покончив с готовкой, бабушка уводила внука в Городской сад или на экскурсию по местам её юности – на Молдаванку.
Во время путешествий она рассказывала внуку случаи из той, дореволюционной жизни. Рассказывая, волновалась, словно это произошло с ней вчера.
– Я была на работе, – говорила она. – Пришли какие-то хулиганы, чтоб их разорвало, и вынесли из дома все, что в нем было. Всё!.. Даже швейную иголку. Я сидела и плакала. «Гитль, – сказала мне Фира, соседка. – Иди к Мише, пожалуйся. Он поможет». И я пошла. А что было делать, когда я одинокая беззащитная девушка? И я пошла. Он жил на Госпитальной улице. Миша, у меня на стене висел ковер, сказала я ему. Поверьте, настоящий турецкий ковер. А теперь на стене одни следы от клопов. Они вынесли всё, даже иголку. Я так плакала, так плакала… «Шматье не стоит твоих слез, – сказал Миша. – Иди домой, я разберусь». Ох, Миша, Миша… Он был, конечно, бандит, но такой красивый, как гефилте фиш на шабат. В голосе бабушки прозвучала нежность, и она замолчала. Видимо воспоминания окончательно унесли её в далекую молодость.
Боря гефилте фиш любил и не позволил бабушке прервать рассказ на самом интересном месте, дернул за подол.
– Да, – продолжила бабушка. – Миша умел держать слово. Через два дня я пришла с работы, а все вещи уже были на месте. И ковер на месте, и иголки. Их даже было не одна, а целых три. А вечером Миша принес цветы и сказал, что такое больше не повторится.
Позднее бабушка не раз вспоминала этого Мишу, и Боря заподозрил, что их связывало нечто большее, чем опека бандита над одинокой девушкой.
Баба Бора была неординарной личностью. В свои шестьдесят восемь лет она не умела ни читать, ни писать, использовала в одной фразе три языка сразу – идиш, русский и польско-украинский суржик, грамоте учиться не желала категорически, но зато умела считать. Умение правильно считать, уверяла она, это основа хорошей и сытой жизни.
Считала бабушка виртуозно. Особенно деньги. Любой профессиональный ломщик или иллюзионист могли бы позавидовать ловкости ее рук, в которых мелькали и исчезали денежные купюры.
Автор подозревает, что умение Гитль Шмулевны было следствием её дружбы с бандитом Мишей. Но утверждать не смеет, тому нет документальных подтверждений.
Бабушкино искусство счета не пропадало втуне. Когда в Одессе в полную силу заработали базары, бабушка, взяв на базар пятьдесят рублей одной купюрой (это пять рублей после девальвации 1961-го года), приносила домой две корзины продуктов и непременно живую курицу. Курица висела вниз головой и отчаянно хлопала крыльями. Бабушка относила продукты и курицу на кухню и, вернувшись в комнату, выкладывала на стол кучу мелочи и скомканные бумажные деньги. Это была сдача. Боре доверяли расправлять купюры и складывать их по номинальному достоинству. Сдачи, как правило, набиралось около пятидесяти рублей, а зачастую и больше. Все, что оказывалось больше пятидесяти, принадлежало Боре по праву соучастника и партнера.
