Мемуаризмы - страница 4



– Главное, это быстро считать и долго торговаться, – говорила бабушка, вручая ему его долю. Это была её мантра.


Мать и отец

Вечером отец вынул из шкафа морскую капитанскую форму и достал кортик. Он снял форму в день демобилизации и около года к ней не притрагивался. Действия отца маме не понравились, она не любила форму, напоминавшую ей о войне. В доме вообще никому кроме Бори форма не нравилась. Особенно ребенку нравился кортик.

– Илюша, зачем тебе форма? – строгим голосом спросила мама

– Завтра мы кое-куда поедем,– ответил отец, лукаво улыбаясь.

– Куда именно?

– Увидишь.

– Ты же знаешь, я не люблю сюрпризов.

– Это хороший сюрприз, – сказал отец и подмигнул сыну.

Лучше бы он не помигивал. Мама заметила жест отца, заподозрила какой-то заговор отца с сыном и посуровела. Она терпеть не могла заговоров в семье.

– Я никуда не поеду, – заявила она, прекрасно зная, что без неё никакая поездка не состоится, просто не может состояться по умолчанию – она глава семьи.

Боре уже четыре года, и он, в отличие от матери, любит сюрпризы. Поэтому он начинает плакать.

– Да, хорошенькое дело, – говорит бабушка на идиш, как бы в сторону. – Дитя только оторвалось от сиси, и ему уже делают головную боль.

Мать смотрит на свекровь, в глазах у неё сверкают молнии, но Боря заходится в слезах, и мать откладывает разборку с бабушкой на потом. И через силу дает согласие на поездку.

За сюрпризом они едут на трамвае. Отец улыбается; у мамы, напротив, строгое суровое лицо; ей не по нраву, что её вынудили покориться внешнему давлению.

Едут долго. Трамвай дребезжит и раскачивается из стороны в сторону. Борю начинает тошнить.

– Вот и ребенка укачало, – с укором говорит мама отцу.

Трамвай подошел к конечной остановке.

– Мы уже приехали, – говорит отец, берет сына на руки и идет к выходу.

Они выходят к пустынной площади, на которой стоит множество черных, похожих на жуков машин. Они брошены немцами и румынами при отступлении. В руках у отца распоряжение коменданта Одессы на выдачу орденоносцу Хмельницкому одной машины в частное пользование.

Мама обводит глазами площадь:

– Это и есть твой сюрприз?

– Да! – Отец не может сдержать свою радость. – Тут есть и «Мерседес Бенц», и «Опель капитан». Выбирай любую.

– Здесь только немецкие? – спрашивает мама. – Что, наших нет?

– Это все теперь наше, – отвечает отец. – Трофеи.

– Я в машину врага никогда не сяду! – заявляет мама, убежденная коммунистка и патриотка. – И к этому меня никто не принудит.

Радость в глазах отца гаснет, но он еще не теряет надежды сделаться автовладельцем, цепляется за соломинку. Хотя слабо верит в удачу.

– Я спрошу в конторе, наверное, тут есть и американские, – заискивающе говорит он.

– Это ничего не меняет! Разве у вас на партсобрании не обсудили речь Черчилля в Фултоне?

Отец знает, что мать от своего решения не откажется, никакие аргументы ее с этой патриотической позиции не сдвинут, и опускает голову, прощаясь со своей мечтой. И некого тут винить, кроме американцев, которые внезапно стали врагами.

Они снова едут на трамвае. Теперь мрачен отец, а мама выглядит удовлетворенной.

– Надо было сразу сказать, куда ты нас тащишь, – насмешливо говорит она.

Борис вспомнил этот эпизод в трехчасовой многокилометровой пробке. Вокруг заливались нетерпеливыми сигналами различные иномарки: немцы, американцы, японцы… Он попытался выбраться из кабины, но не смог, – к бортам машины вплотную прижались два «Форда».