Мемуары гейши из квартала Шинмати - страница 17

Ее слова полоснули меня, будто ножом. Мое упрямство разбивалось о стену непреклонности почтенной волшебницы-хранительницы, но все же я нашла в себе силы робко возразить:

– Искусство кинбаку откроет мне новые глубочайшие постижения любви и красоты, невиданные людям обыкновенным. А я, как искренняя искусница мастерства гейш, ревностно алчу…

Изэнэми дерзко оборвала меня, рявкнув:

– Срамота и дьявольское распутство – вот что откроет тебе сия новомодная дичь! Последний раз предупреждаю: отбрось немедля мысли о мерзостных веревках и сконцентрируй свое воспитание на возвышенных церемониях.

Я скрипнула зубами от злости. Задиристая частичка моего нрава, подобная Окику, желала пререкаться с учительницей до исступления. Но я благоразумно смолчала, понимая, что спор с мадам был бессмыслен.

Лицо Изэнэми смягчилось, взгляд потеплел. Она ласково промолвила:

– Не крушись понапрасну, майко. Доверься опыту и знаниям твоей наставницы: я не из зависти отстраняю тебя от соблазна шибари, но из искренней обеспокоенности о твоем благополучии. Ибо хочу, чтобы стала ты моей преемницей в деле волшебного целительства.

С неохотой я склонила голову в знак смирения. Но в сердце моем уже созрело упрямое решение: во что бы то ни стало обучиться искусству пут, невзирая на запреты.

В тот поворотный день, дерзко ступив на стезю ниндзя-арканщиков, я приняла свой путь и много позже нашла в загадочном всевышнем мастере Киёши не только духовного проводника, но и полную страсть всей своей измученной жизни.

Тогда, долго не смея признаваться кому бы то ни было в преступном любопытстве, я замкнулась в своем увлечении, как ребенок, нашедший тайный ларец с сокровищами. Богомольно принимая при Изэнэми казарменные заготовки, ведущие в путь настоящей майко, я начала существовать еще и своим тайным параллельным бытием, вынашивая в душе легкую надежду: обрящу ль я когда-нибудь возможность приступить к святой науке кинбаку?!

И улыбка судьбы промелькнула вскорости. Вождь кружка, мастер Киёши, как это ни парадоксально, лично приоткрыл мне свою тайную дверь. Заметив мой настойчивый интерес к его персоне, по прошествии некоторого времени сам Киёши недвусмысленно начал наставлять меня в первостепенную красоту шибари, не вмешивая в это других адепток-одногодок. При мастере Киёши я стала свидетельницей безошибочной онтологии странного ритуала. Из скромной начинающей под его строгим оком я посредством долгих пауз и пыток стала выплывать самозабвенной девушкой, самодостаточной, одухотворенной ритмами своего несчастного счастья и круговых объятий бытия.

Во время внеурочного одиночного посвящения в несусветные кренделя шелков Киёши вознес меня к бездонному образу при всех незримых сестрах вечерних сил. То была священная мистерия лона, дефибрилляция самой генетической матрицы моего существа его властным сердцем.

Наш взаимный путь с наставником шел через тернистую чащобу забытья всех формальных условностей претворения естества в свободный танец. В его грандиозной школе не почиталось никаких границ для погружения в эротическое уничтожение моей самости, так что я сызнова осознала себя чистым существом без возраста, познавшим суть дистилляции настоящей свободы.

В форме укрощенного подвижничества, наполненного плененными мастером шарами иллюзорных тел, меня усердно влекли в иллюзион бесконечной смеси страхов, томлений, дурманов и экзальтаций. При этом надо сказать, что с высоты сущности, с какой мне доводилось разделять эти незримые миги сверхчеловеческого ощущения, я примечала и риск радикальной духовной слепоты.