Мемуары стриптизерши. Американская тюрьма как путь к внутренней свободе - страница 4
– Здесь чисто!
– Здесь тоже чисто!
– И здесь тоже.
Кто-то из них орал, не переставая:
– Ищите тщательно! Здесь логово русской мафии! Кто здесь еще есть?
– Я, я здесь! – проскулил мой муж.
Я обернулась посмотреть, что они с ним сделали, что он так завыл. Эльнар сидел в зале, забившись в угол. Такой ничтожный и маленький… От вчерашнего грозного повелителя не осталось и следа. С бледно-белыми губами и трясущимися руками, жестикулируя, он пытался говорить, жалобно поглядывая на людей с автоматами.
– Кто еще здесь? Где все остальные подельники? – в ухо орал студень.
– Больше никого нет. Мои дети спят в своих комнатах. Только мои дети! Больше никого! – уверенно ответила я. Мне дико захотелось показать им язык.
– Что, обосрались, твари? Мафия ушла в загул! – по-русски процедила я сквозь зубы.
Эльнара, уже в наручниках, провели мимо меня и он, услышав, что я сказала офицеру, взмолился:
– Надира, пожалуйста, будь осторожна! Они сейчас срок накинут за сопротивление правосудию!
– Да пошли они… Правосудие!
Эльнар вызвал у меня глубокое омерзение. Еще вчера он орал на нас с детьми, обвинял в расточительстве и тряс перед носом счетами за электричество. Кричал, что я должна теперь служить еще усерднее, чтобы загладить свою вину. А теперь он был похож на жалкую придавленную мышь, которая от шока пищит с искривленным ртом.
– Что с нами будет! Что с нами будет! – растерянно причитал Эльнар.
– Ты же господин, ты мне скажи, что с нами будет, – осмелела я. – Если ты про срок говоришь, значит, знаешь.
Мне даже почудилось, что я совсем не боюсь Эльнара, он-то не сможет теперь добраться до меня.
– Заткнись, сучка! – еще больше взбесился толстый, оттого что не мог понять русского языка. Он еще крепче сжал мои запястья.
Пока я наблюдала за бегающими по всему помещению и нагло обыскивающими мои личные вещи фигурами, мне стало смешно. Неужели эти сыщики-федералы действительно думают, что они напали на след крупной преступной группировки? По-моему, эти идиоты все еще воображали, что поймали особо опасных преступников, к которым каждую минуту может прийти подмога русской братвы. Я и подумать не могла, насколько все серьезно…
Походкой победителя в дом вошла еще одна агент ФБР. Она бросила на нас с толстяком пренебрежительный взгляд и с отвращением крикнула моему желеобразному охраннику:
– Да отцепись же от нее! Она в наручниках.
– Она оказывала сопротивление, агент Джонсон! – как-то смущенно сказал толстяк.
Он совершенно неуместно засмеялся и отпустил меня. Я повернулась и увидела, как его живот затрясся, словно водяной матрас. Эти ФБР-агенты были один противнее другого. Джонсон, высокая бесцветная женщина лет сорока, по-видимому, была старшая в их организации.
– Вы арестованы. В машину их! По одному! – крикнула она, с важным видом убирая пистолет в кобуру на поясе.
– Я не могу, – спокойно сказала я.
Не знаю, как мне удавалось сохранять такое спокойствие. Наверное, это внутренняя уверенность, что я не имею отношения ни к чему происходящему. А может, я просто до конца не осознавала, что происходит. Или, может быть, это был защитный механизм моего организма. Не знаю.
– Что значит «не можешь»? – опешила Джонсон.
– Я вчера выпила слабительное, и много. Я хочу в туалет.
– Что?
– Да, я хочу в туалет.
У американцев с туалетом очень серьезно. Эту процедуру нельзя запретить. Даже в школе ученики не должны спрашивать разрешения у учителя, чтобы выйти в туалет. Они просто встают и выходят. Даже если идет тест. Так и сейчас – отказать мне в туалете означало нарушить права человека, как ни смешно это звучит!