Вроде ничего криминального не натворил. Конечно, даже к столбу докопаться можно, а уж тем более к оперу, однако чего-то стоящего на меня вряд бы нарыли, где мог — я обставился.
Понятно, что у нас такая профессия — чаще пистон вставляют, чем награждают. Это было и в моём времени. Уверен, что и на заре советской власти ничуть не лучше.
Тогда что?
Кто знает, может, настоящий Георгий Быстров успел как-то накуролесить, а мне предстояло расхлёбывать последствия? Но я-то о них был ни сном ни духом!
И это самое хреновое в моём положении.
— Не мучайся, Быстров! — произнёс Смушко. — Вижу, что весь озадаченный, даже взгляд какой-то стеклянный стал. Ты как раз наоборот — молодчина! Действуешь как положено. Жаль, не все у меня такие, — вздохнул он. — И потому, что ты хороший работник, у тебя большие проблемы. Есть человек, который хочет твоей крови. К несчастью, это не рядовой обыватель или мелкий бандит. Я хочу вывести тебя из-под удара, Быстров!
3. Глава 3
Я присвистнул:
— Что, всё настолько серьёзно?
— Более чем, — подтвердил Смушко.
— Можете поделиться раскладом, чтобы я понял — откуда ветер дует?
— А ты не догадался? — удивился Смушко.
— Догадываться — одно, знать — другое.
— Вчера Симкин попросил в камеру бумагу и чернила, сказал, что напишет признательное письмо.
— И что — обманул? — нахмурился я.
Учитывая, что Симкин — зам начальника губотдела ГПУ, я бы ничему не удивился. Дураков туда не берут, тем более, на такую должность. И то, что мы его взяли с поличным, ещё ничего не означало. Могли и отмазать.
— Нет, не обманул. Накатал текста на рулон обоев. Вот только все грехи взял на себя, о своём начальнике — товарище Кравченко ни слова плохого. Дескать, скрытно действовал за спиной начальника, постоянно боялся разоблачения и всё такое.
— Другими словами: Кравченко у нас теперь розовый и пушистый?
Смушко вряд ли мог знать эту идиому (для подстраховки я даже заменил слово «белый» на другую окраску), но моментально уловил смысл и кивнул в ответ.
— Да, по этой линии Кравченко не зацепило.
— А если попробовать забрать Симкина к нам — поколоть его здесь? — во мне разыгрался охотничий азарт.
— Его сейчас архангел Гавриил колет, — грустно сказал Смушко.
— Хотите сказать…
— После того, как Симкин в письменном виде дал признательные показания, он повесился у себя в камере. Дескать, чувствую глубокие угрызения совести, страдаю за то, что подвёл товарищей, больше не могу жить… Его нашли уже холодным.
— Кравченко… сука! — вырвалось у меня.
— Я тоже думаю, что его повесили, — подтвердил Смушко. — Заставили написать письмо, а потом отправили на тот свет.
— А что комиссия?
— Комиссия — ничего. Признания Симкина их вполне удовлетворили. Конечно, Кравченко влепили строгий выговор, но с должности не сняли.
— Думаете, помогают высокие покровители из Москвы? — предположил я.
— Похоже на то. Любой другой уже турманом бы вылетел с поста.
— А почему не зашли с другой стороны… Этот Батыр, который в меня стрелял… Говорили, что он работает в ГПУ.
— Работал, — поправил Смушко. — Кравченко предъявил приказ, по которому этого Батыра уволили ещё две недели назад как не внушающего доверия. Более того, по нему велась разработка со стороны ГПУ. Причём всё официально, с печатями и подписями.
— Красиво обставился товарищ Кравченко, — невольно восхитился я.
— Это ещё не самое плохое, товарищ Быстров. Комиссия уезжает в Москву, а Кравченко теперь жаждет твоей крови.
