Габриэль нежно обводила пальцем созданный ею самой рисунок и тихо вздыхала. По щекам у неё катились слёзы, когда она поднимала ищущий, надеющийся и зовущий взгляд к окну седьмого этажа корпорации и призывала чудо… но чудо не приходило. Оно словно забыло, что его могут где-то ждать и с таким нетерпением просить, чтобы оно произошло, чтобы оно подтвердило: не только в сказках исполняются желания.
Взгляд у Эстелла был гордый и недоступный – как и у его прототипа, который, наверняка всем довольный и ничего не подозревающий – сидел сейчас за окном своего кабинета на седьмом этаже, просматривал необходимые документы, совершал важные звонки и даже отдалённо не чувствовал, как мягкими волнами доносится к нему чья-то первая и беззаветная любовь. Габриэль усмехнулась: она никогда не думала, что станет мыслить так сентиментально, и, конечно же, представить не могла, что влюбится в человека на двадцать лет старше себя. Она позволила себе ещё один слабый вздох, ещё одно непростительно жалкое ласкающее движение вдоль нарисованного карандашом твёрдого, волевого и отчуждённого лица, казавшегося ей сейчас живым. Но затем она захлопнула блокнот, бросила его в сумку и, переваливаясь с ноги на ногу, сердито засунув руки в карманы, зашагала назад – домой.
* * *
– Ты всё рисуешь, – с явным неодобрением сказала Люсинда, нависая над плечом Габриэль и принимая такой оскорблённый и возмущённый вид, как будто занятия Габриэль можно было смело поставить на первое по значимости место в списке смертных грехов.
– Рисую, – грубо отозвалась она и неприязненно дёрнулась, отправляя захлопнутый блокнот в свою сумку. – Знаешь, Люсинда, не очень-то это вежливо – подсматривать за другими без их согласия.
Люсинда проигнорировала её упрёк и внушительным жестом перекрестила руки на груди.
– Нам надо готовиться к экзаменам, – с особенно важной интонацией сказала она и метнула на Габри очередной осуждающий свысока взгляд, – всего неделя осталась, Габриэль, а ты до сих пор не решила все задачи из списка, который я для тебя составила! Разве так можно? Ты вообще думаешь над тем, что тебе совсем скоро придётся демонстрировать свои знания без права ошибиться? Почему?! – Люсинда устало вздохнула и отвернулась, картинно поднимая голову к потолку и закатывая глаза. – Почему все вокруг такие беспечные и ленивые?
– Люсинда, хватит уже её терзать, – предложил Патрик расслабленным тоном и дерзко улёгся на парту (брови Люсинды сдвинулись к переносице, и Патрик, утеряв значительную часть своей напускной храбрости, поспешно выпрямился и даже сместил пятую точку со столешницы). – Я, например, вообще ничего не делаю, а Габриэль хотя бы рисует. Вот – уже налицо прогресс.
– Именно, – желчно процедила Люсинда, – ты НИЧЕГО не делаешь, ровным счётом, как и Габриэль. А между тем, Патрик, позволь тебе напомнить, что прошлый тест, который я вам всем дала два дня назад, ты непростительным образом завалил. Ты набрал всего пятнадцать баллов! Для того чтобы получить хотя бы D, тебе надо заниматься, заниматься и ещё раз заниматься! Но ты скорее предпочтёшь провести всю ночь за компьютером, чем хоть единожды открыть учебник по родному языку.
– Мисс Гибсон и так вьёт из нас верёвки, – пожаловался Патрик, – что же теперь, мне ещё и в законом отведённое свободное время…
– В это самое законом отведённое время, – процедила Люсинда, – ты должен готовиться к экзаменам! Если ты их не сдашь, тебя исключат из школы, тебя исключат из школы – твои родители будут опозорены, твои родители будут опозорены – опозорен будешь ты, вдобавок ты не получишь аттестата об образовании, следовательно, ты не сможешь получить никакой должности, не получишь должности – будешь всю жизнь сидеть на шее у своей семьи или, что того хуже, опустишься и станешь лицом без определённого места жительства.
